Выбрать главу

Доставив меня в целости и сохранности к дверям родного дома, Урс чмокнул свое любимое божеское наказание в щечку и напомнил:

– До вечера. Увидимся в «Альфе».

– Угу, только…

– Ну, говори, не тяни. – Мой напарник – сама вежливость.

– Надеюсь, ты понимаешь: не стоит трепаться направо и налево о подробностях моей эпопеи. Я сама расскажу все, что сочту нужным.

– Нэтта! – возмущенно начал было Урс, но оборвал свою гневную тираду на полуслове. – Да что тебе объяснять, горбатого могила исправит. Да, солнце, я понимаю.

– Вот и славно.

Я махнула на прощанье рукой и с доселе не изведанным мною чувством открыла дверь родного дома.

Услышав мое шебуршание в прихожей, дедуля вышел коридор и расплылся в радостной улыбке:

– Ты вовремя. Я как раз заканчиваю готовить пасту. Есть хочешь?

Вот за что я люблю дедушку, так это за здоровый практицизм и полное отсутствие патетики. Никаких театральных ахов-охов и тесных объятий. Простая, ненавязчивая демонстрация того, что меня ждали и мне рады.

– Дедуля, да, я хочу пасту, и еще я очень по тебе соскучилась.

– Я тоже, милая. На самом деле у тебя есть еще минут двадцать, предлагаю потратить их на улучшение своего внешнего вида.

– Дедуль, ты самый лучший.

– Еще бы. Иди, егоза, чисти перья.

Пойти-то я пошла, но разве двадцати минут достаточно для девушки, расставшейся на столь неправдоподобно долгое время со всеми кремами, феном и прочими девичьими радостями? Смешно. Но здесь встает вопрос приоритетов, и потому я, чистая, с мокрыми волосами и облаченная в любимый махровый халат до пят, спустилась обедать без опоздания.

– Ты похудела, – отметил дедушка. И как он под этим одеянием смог что-то разглядеть?

– Еще бы, – хмыкнув, я разложила пасту по тарелкам и принялась рассказывать очередному внимательному слушателю печальную повесть с эпиграфом «Знай и люби свой город».

– Да, – глубокомысленно заметил дедушка. – Ну… Если коротко – ты молодец. Не ожидал, если честно. Я доволен – воспитал умную внучку.

– Ты… ты серьезно?

– Абсолютно. Только вот все мои усилия пошли прахом. Я так старался оградить тебя от политики, тайн, контрразведок и тому подобного. Бесполезно. Это у тебя в крови, а кровь свое возьмет. Скажи, Нэтта, ты уверена, что по-прежнему хочешь работать на Главном терминале?

– А что, ты задумал запереть меня на орбитальной станции? – полушутливо испугалась я.

– Дальше, дорогая, дальше. А теперь ответь серьезно.

– Ох… Все требуют каких-то взвешенных решений, а у меня еще ногти не накрашены. Ну ладно, отвечу. Не знаю. В спокойной жизни тоже есть свои плюсы. Только вот, – вздохнув, признала я, – очень похоже, что не видать мне спокойной жизни как своих ушей. Ты понял основную идею?

– Безусловно, – подтвердил дедушка и, словно прочитав мои мысли, добавил: – Можешь бежать, непоседа.

– Спасибо за обед, как всегда, безумно вкусно. Ты у меня великий кулинар.

И я унеслась наверх, к кремам, лакам, помадам и всем прочим лучшим друзьям двадцатилетней девушки.

Приводила себя в порядок я долго, на один маникюр был потрачен час, даром что пилка для ногтей и помада оказались единственными полезными вещами, которые я удосужилась захватить с собой тем роковым утром. Помада, правда, куда-то подевал ас ь между яхтой Гвен Ци и крейсером «Ренуар».

Но все когда-нибудь подходит к своему логическому завершению, и вот, осмотрев себя в зеркале со всех сторон и во всех подробностях, я не обнаружила ни малейшего изъяна. Послав отражению воздушный поцелуй, я стащила с вешалки белые джинсы, натянула их… и с негодованием уставилась на результат. Джинсы были велики мне примерно на размер-полтора. В ужасе я влезла в длинную юбку, затем в мини. Та же картина. Одежда, предназначенная плотно облегать фигуру, беззастенчиво болталась вокруг нее. Перемерив половину гардероба, я в растерянности уставилась на ворох одежды, скопившийся на кровати. И что теперь делать?

«Меньше устраивать марш-броски по джунглям, – съязвил внутренний голос.—А вообще вариантов два: или сменить целый шкаф одежды, или пару недель посидеть на дедушкиных оладьях».

– Это все потом, – ворчливо отозвалась я. – А что делать сейчас? Меня в «Альфе» ждут.

Через секунду, издав победный вопль, я нырнула в шкаф и извлекла на свет злополучные красные кожаные брючки. Напялив их, я с удовлетворением отметила: сидят как влитые. А то, что кому-то не нравится цветовая гамма, – его личное дело. Я увенчала ансамбль красной шелковой блузкой, сообщила дедуле, что буду поздно, и унеслась.

Часа в три ночи, ввалившись домой в состоянии сильного подпития, я с удовольствием констатировала, что все же есть на свете вещи неизменные – к примеру, в истории пока не зафиксирован факт моего ухода из «Альфы» в трезвом виде. В данной связи не могло не радовать осознание собственной безграничной разумности, поскольку, даже находясь под воздействием алкоголя, я не выбалтывала направо и налево подробности своей эпопеи, которые окружающим знать было абсолютно незачем. Счастливая и довольная, я с грехом пополам взобралась по лестнице и завалилась в постель.

Наутро от вчерашней эйфории не осталось и следа, а общее физическое состояние организма недвусмысленно намекало: мешать шампанское и текилу как минимум недальновидно. Обведя окрестности кровати мутным взором, я вознесла хвалу дедушке и быстренько употребила по прямому назначению обезболивающее и минералку, обнаруженные на прикроватном столике. Далее, в соответствии с законом жанра, последовал холодный душ, и через адекватное время вполне живая Нэтта осчастливила кухню своим появлением.

– Проснулся, юный алкоголик? – Дедуля окинул меня изучающим взором и, похоже, остался доволен увиденным. – Сок, кофе, оладьи?

– Все вместе, и можно без хлеба, – с энтузиазмом согласилась я и плюхнулась в кресло.

– Ты помнишь, что ректор через два часа ждет для аудиенции леди д'Эсте?

– Помню, – тоскливо подтвердила я. – Дедуль, он меня отчислит?

– С ума сошла? Нет конечно.

– Это хорошо. – Повеселев, я с пылом принялась за оладьи.—Дедуль…

– Да, милая.

– Можешь сделать мне одолжение?

– Разумеется. Положить еще оладий?

– Нет, это я могу и сама. Номер счета матери Этьена Парда.

– Собираешься избавиться от миллиона?

– Собираюсь.

– И не жалко? Такие деньжищи, на них можно с десяток флаеров купить.

Я отрицательно помотала головой:

– Один флаер ты мне и так обещал, еще девять мне просто не нужны. К тому же эти деньги не мои, я лишь передаточное звено. Так узнаешь адрес?

– Ну что с тобой поделаешь? – сокрушенно заметил весьма довольный дедушка. – Узнаю, конечно. А тебе, между прочим, пора марафет наводить, иначе, как пить дать, опять опоздаешь.

Я поморщилась:

– Нет, пить не надо, у меня временно сухой закон.

– До вечера примерно?

– Ага, – весело подтвердила я и, вскочив, отправилась одеваться в классической цветовой гамме.

Переступив порог родного учебного заведения, я отчетливо ощутила, как дрожат коленки. Несмотря на безупречный внешний вид, никакой внутренней уверенностью и не пахло, а перспектива предстоящей взбучки наводила тоску. Дойдя до кабинета ректора, я глубоко вздохнула, как пловец перед нырком в прорубь, и постучала.

– Войдите.

Открыв дверь, я осторожно просочилась внутрь, приняв самый покаянный вид, на который была способна.

– Так-так. Это наша леди-прогульщица. Ну что ж, я вас внимательно слушаю.

– Сэр, – я в последний раз призвала волю сжаться в кулак, – в первый день учений вы выдали список имущества гипотетической яхты и предложили выяснить, что там не так. Я провела всестороннее исследование вопроса и готова предоставить отчет.

– Придется повториться, я вас внимательно слушаю.