Вопрос престижа на этот раз мало беспокоил Кленка. В случае помилования оппозиционная печать, конечно же, станет разглагольствовать о том, что, мол, особенной уверенности в виновности Прокопа Водички не было с самого начала и что дело так и осталось нераскрытым. Но все это ерунда, пустая брехня. История с крушением поезда снята с повестки дня, с ней, благодаря законному, вступившему в силу приговору, покончено раз и навсегда. Сам Водичка как таковой его мало интересовал. Как отметил поддержавший прошение опытный и вдумчивый референт, единственным реальным последствием помилования была бы выдача Водички властям Чехословакии, и тогда уже ей, а не Баварии пришлось бы позаботиться об этом бродяге.
Читая строки прошения, министр Кленк внезапно отвлекся мыслями в сторону: перед ним возникли проницательные голубые глаза доктора Гейера за толстыми стеклами очков, узкие, нервные руки этого человека, не имевшего никакого отношения к делу Водички. Однако же ловко эта скотина Гейер приурочил выступление свидетельницы Крайн к самому концу процесса. Тонко задумано! Кленку хитрость Гейера даже понравилась, тем более что на исход процесса она все равно не повлияет.
Сделав над собой усилие, Кленк снова занялся прошением. «Единственным реальным последствием помилования была бы…» Все-таки этот Гейер на редкость противный тип! «Если принять во внимание, что имеются лишь косвенные улики». На его месте Флаухер отклонил бы прошение. С Лёвенмаулем можно найти общий язык. А Гейер, когда прочтет о помиловании, скорчит кислую мину.
Своим крупным почерком, наискось через всю последнюю страницу отпечатанного на машинке прошения, Кленк не торопясь вывел красным карандашом: «Отклонить. К.»
Теперь этот Гейер уже не скорчит кислую мину.
Зазвонил телефон. Звонили по какому-то пустяковому вопросу. Отделываясь краткими, ничего не значащими фразами, министр Кленк старается припомнить лицо Прокопа Водички. Бледная щекастая физиономия с хитрыми глазками. Пожалуй, даже симпатичная. Значит, он так и останется в тюрьме, будет и дальше плести соломенные циновки, шнырять хитрыми глазками по углам? Попытается бежать? Нет, он не так глуп и благоразумно дождется конца срока.
Голос в телефоне умолк. Министр Кленк положил трубку. А ведь этот арестант Водичка и в самом деле не так уж антипатичен. В сравнении с омерзительным Гейером, с его вечно мигающими глазками и обтянутым тонкой кожей лицом, тот просто симпатичный малый. Толстым красным карандашом Кленк старательно зачеркивает слово «Отклонить. К.» и еще более крупными буквами, твердо и четко выводит рядом «Удовлетворить. К.».
Второе прошение подал адвокат истопника Антона Горнауэра. Этот истопник работал на «Капуцинербрауэрей», — одной из самых старых и крупных пивоварен, принесших Мюнхену мировую славу. В будни он работал восемь часов, в воскресенье — двенадцать. Исправно топил свой котел, следил за уровнем воды и давлением пара, подбрасывал уголь. Так он и трудился — восемь часов в будни, двенадцать в воскресенье. Дважды в день поворачивал рычаг, и тогда пар, доведенный до температуры сто тридцать градусов, устремлялся в трубу, затем в люк, по пути унося с собой все, что засоряло котел. Так всегда очищали котел.
Но однажды в воскресенье, когда истопник, как всегда, повернул рычаг, он услышал отчаянный вопль. В котельную вбежали люди. «Перекрой! Перекрой пар!!!» Истопник Горнауэр перекрыл пар и выскочил во двор. Из люка вытащили рабочего. Ему было велено прочистить люк. Не успел он спуститься вниз на несколько ступенек, как его обдало волной раскаленного пара. Бедняга умер на глазах истопника. Он оставил жену и четырех детей.
На суде эксперты спорили об ответственности истопника. Соответствовала ли установка эксплуатационным нормам? Обязан ли был по закону Антон Горнауэр заранее проверить, не работает ли кто-либо в люке? Было ли ему известно, куда попадает выпускаемый им пар? Обязан ли он был это знать? Завод «Капуцинербрауэрей», на котором произошло несчастье, был известен во всем мире. Он экспортировал пиво во все уголки земного шара. Безупречная работа этого завода и соблюдение всех правил безопасности было вопросом чести не только для его дирекции, но и для всей баварской промышленности. Страна была удовлетворена, когда суд признал, что ответственность за несчастье несет один человек, а не старинное, пользующееся всеобщим уважением предприятие, приносящее тридцать девять процентов прибыли. К тому же дирекция по собственной инициативе, помимо обычного пособия, обязалась ежемесячно выплачивать семье заживо сварившегося рабочего двадцать три марки и восемьдесят пфеннигов. Виновный в случившемся истопник Горнауэр был приговорен к шести месяцам тюрьмы.