Доктор Гейер рассказывал ей, что на второй день после перевода Крюгера в эту тюрьму он впал в буйство, что привело к сердечному приступу. Тюремный врач склонен был считать этот приступ симуляцией. Но так как за последнее время несколько случаев «симуляции», к удивлению врача, окончились смертью «симулянтов», Крюгера из предосторожности положили в лазарет. Доктор Гейер выяснил, что и после выздоровления Крюгера с ним обращались довольно осторожно. У него сложилось такое впечатление, объяснил адвокат Иоганне, что Крюгер так же ошеломлен своей участью, как зверь, попавший в неволю. Таким она и ожидала увидеть его. Но перед ней, отделенный решеткой, стоял совсем другой человек, посеревший, старый, опустившийся и совершенно чужой; он улыбался странной, умиротворенной улыбкой. И с этим человеком она путешествовала? Много раз! Спала с ним? Неужели это тот самый человек, который из озорства заставил бургомистра того провинциального городка произнести забавный тост? Тот самый, который в баре «Одеон» дал пощечину какому-то господину весьма импозантного вида только за то, что сальные замечания этого человека о писателе Ведекинде действовали ему на нервы?
Он очень рад ее приезду, сказал человек за решеткой. О своем теперешнем положении он старался не говорить. Нет, он не чувствует себя несчастным. Ему абсолютно все безразлично. По работе он не соскучился. Все написанное им прежде, по его мнению — сплошная ерунда. Есть лишь одно, о чем, возможно, стоило бы написать, он говорил об этом с Каспаром Преклем. Очень благородно, что Иоганна борется за его освобождение. Он уверен, что она и Гейер все сделают наилучшим образом. Он понимает, что со стороны его положение кажется хуже, чем здесь, в этих стенах. Его серое, худое лицо сейчас, когда он так спокойно ронял слова, казалось ей совсем не похожим на лицо человека, со страстью отстаивавшего прежде свои взгляды. Он говорил как-то вяло, миролюбиво, очень вежливо и туманно. У надзирателя не было ни малейшего повода вмешаться. Она даже обрадовалась, когда надзиратель объявил наконец, что время свидания истекло. Вялый, с землистым лицом человек протянул ей сквозь прутья решетки руку, несколько раз поклонился. Пораженная разительной переменой в нем, Иоганна только теперь заметила, что его еще и коротко остригли.
Почти бегом бросилась она по длинным коридорам к выходу, к главным воротам. Спокойствие Мартина было страшнее любого приступа бешенства. Она сбилась с дороги и вынуждена была вернуться назад. Через окно она снова увидела исхлестанный дождем двор с шестью жалкими, замурованными деревьями. Однажды сторож зоопарка объяснял ей, что звери не чувствуют неволи. Когда они, бегая взад-вперед по своей клетке, отмеряют десять тысяч раз подряд короткие шесть метров, они испытывают то же ощущение, как если б одолели расстояние в шестьдесят километров. Львица, родившая детеныша в неволе, весь день таскает его взад и вперед, очевидно, желая унести как можно дальше от логова, и тем самым спасти от прожорливого отца. Значит, для зверя важен путь, а не расстояние.
Вероятно, адвокат прав: Мартин Крюгер так же плохо представляет себе свое положение, как только что пойманный зверь.
Каспар Прекль все еще находился под впечатлением короткого разговора с другом. Его худое лицо с низко заросшим лбом выражало сильнейшее волнение. Он находил, что Мартин Крюгер в отличной форме.
— Он отыщет путь к истине, — убежденно сказал Прекль. — Вот увидите, он отыщет путь к истине.
Единственное, что продолжало занимать Мартина (об этом они с ним и говорили), это картина «Иосиф и его братья». Иоганна заметила, что для поисков исчезнувшей картины, наверно, следовало бы прибегнуть к помощи какого-нибудь сыскного бюро. Но выяснилось, что Крюгер категорически это запретил.
Иоганна никак не могла забыть о том, каким странным, деловым тоном говорил Мартин о ее хлопотах. «Она и адвокат Гейер все сделают наилучшим образом», — да, точно так он и сказал. Однако с Каспаром Преклем он беседовал об «Иосифе и его братьях».
На обратном пути она была куда менее разговорчива, чем ее спутник. А Каспар Прекль все пытался втолковать ей, что ему в книгах Мартина нравится и что нет. То, что Мартин назвал их «сплошной ерундой», конечно, преувеличение. Но совсем неплохо, что он теперь так считает. «Он отыщет путь к истине», — убежденно повторил Прекль, пристально глядя на Иоганну глубоко запавшими, горящими глазами.