Выбрать главу

Когда у него ещё были глаза, Яйно успел изучить помещение, в котором его держал Оскар. Это была маленькая комнатка, в которой когда-то стояли шкафы с оружием. Поэтому она запиралась извне на кодовый замок. Впрочем, даже если он сумел бы каким-то образом выбраться отсюда, ничего не изменилось бы: бежать было всё равно некуда.

Он, извиваясь, пополз по полу, помогая себе обрубками рук. Культя правой немедленно послала в мозг разряд сухой, обжигающей боли. Йорве тихонько вскрикнул: на большее у него не хватило сил.

— Я соскучился по тебе, — раздался над ним голос Господина.

Бывший начальник службы безопасности в страхе скорчился: таких неожиданных визитов он боялся больше всего.

— Я поймал себя на мысли, — почти нежно проговорил Оскар, — что забыл некоторые детали того дня, когда мы познакомились. Помнишь тот кусок дерьма? Помнишь, как ты сказал — «это я насрал»? Повтори, будь любезен.

Тяжёлый ботинок опустился на правую культю и прижал её к полу. Йорве закричал, на этот раз громко.

— Нет, мой хороший, не так, — ботинок давил и плющил обожжённый обрубок, — я хочу слышать те самые слова. Те самые слова. Ну-ка, давай-ка. Без посторонних шумов. Повтори, мой сладкий, что ты тогда мне сказал про боевое крещение?

— Я сказал тогда… что я… насрал… — выдавил из себя Яйно.

— Ах ты сучонок, — оскалился Господин, — тебе ведь было приятно унижать меня? Ах, тебе было приятно, приятно… — нога всё вдавливала и вдавливала культю в пол, Йорве корчился и кричал, — тебе было приятно, тебе было приятно… Ты мне ещё сказал — «ну как, понравилось?» Повтори это сейчас. Повтори. Я хочу это слышать. Слышать, мой сладенький, слышать, — тут в раздавленной культе лопнул какой-то сосуд, брызнула фонтанчиком кровь, и Оскар отнял ногу.

— Ладно, не буду тебя сегодня обижать, милый мой дружок. На самом деле у меня для тебя хорошая новость. В самом деле хорошая. Видишь ли, мне надоело воспитывать тебя. Я уже не так тебя ненавижу, как раньше. Пресыщение, увы. Поэтому я намерен тебя заморозить. На годик-другой. Или на сколько понадобится, чтобы обострить свои чувства. Замечательная вещь — анабиоз. Года бегут так незаметно… Я намерен растянуть наши с тобой отношения на возможно более долгий срок.

Йорве тоненько заскулил от ужаса.

VI

День начался как обычно: Оскар проснулся на своей койке в капитанской каюте. Тонкая простыня приятно холодила тело. Под подушкой, как обычно, дремал тепловой пистолет.

Одно время Кралевский взял привычку брать к себе женщину из гарема, но потом решил, что тем самым роняет достоинство правителя. К тому же в женских объятиях он слишком расслаблялся. Однажды утром он, полусонный, поймал тяжёлый презрительный взгляд роскошной мулатки с C7IQR, которой он был тогда нешуточно увлечён. В тот же день он отправил её в обратно в морозильник, но урок запомнил. Потом он поговорил с Ли Юном, и китаец — осторожно, намёками, — сказал ему, что спящий человек выглядит смешным и жалким. С тех пор Оскар после любых гаремных утех обязательно уходил спать к себе.

Он с удовлетворением отметил, что, несмотря на вчерашнее, у него наличествует хорошая утренняя эрекция. Постоянное общение с медицинским роботом и регулярные терапевтические процедуры очень помогали быть в форме.

В ванной комнате — в отличие от кабин экипажа, снабжённых простейшей сантехникой, и палуб, на которых жили простые подданные, Оскар пользовался великолепно оснащённой капитанской ванной — он умылся, почистил зубы, показал зеркалу язык. С сомнением заглянул в огромную ванну, напоминающую размерами небольшой бассейн. Одно время он любил часами лежать в тёплой воде, время от времени прикладываясь к охлаждённой ёмкости с крепенькой. Теперь он позволял себе это нечасто — с тех самых пор, как на нижней палубе случилась большая драка, и Ли Юн в отчаянии стучался в дверь его каюты, а он, голый и распаренный, всё никак не мог прийти в себя и открыть.

Проблемы с выпивкой у него начались на третьем году правления. К тому моменту он научился гнать из отходов вполне приличное пойло. Сначала он выдавал канистры с прозрачной жидкостью своим приближённым, но потом увлёкся этим делом сам. Медицинский робот эффективно снимал похмелье, но зависимость от алкоголя крепла. Инцидент с ванной его встревожил, но недостаточно. Даже всё уменьшающийся интерес к гарему его не волновал: алкоголь оказался более покладистым, чем капризные женщины. Но однажды вечером он решил немножечко выпить перед сном, а пришёл в себя на нижней палубе, в каком-то вонючем углу. От одной мысли, что его подданные могли его увидеть — пьяного, слабого, беззащитного, — его так затрясло, что похмелье куда-то пропало. Кралевский потратил два часа, чтобы по возможности незаметно добраться к себе в каюту. Там его уже поджидал Ли Юн с какими-то иголочками. Улыбаясь и кланяясь, он объяснил, что господину пора бы избавиться от пагубной привычки. Оскар, пришибленный и напуганный, согласился на всё. Следующие две недели Ли Юн каждое утро начинал с сеанса лечения. Он втыкал свои иголочки в нос, губы и уши Кралевского. Непонятно, как это работало — но от сосущего под ложечкой желания принять на грудь он и в самом деле отделался…

Теперь ему предстояла работа: проверка систем очистки и торжественная раздача еды на сегодня.

Системы очистки были настроены лично Кралевским с таким расчётом, чтобы никто, кроме него, не смог в них разобраться даже при большом желании. Для этой цели он постепенно и планомерно снимал с труб указатели, менял направление стрелок на кранах и вентилях, врезал в стояки ненужные краны и путал проводку. В получившейся системе не разобрался бы даже хороший профессионал. Оскар не без оснований опасался, что когда-нибудь он разморозит человека, который будет что-нибудь смыслить в очистных системах — и заранее принимал меры.

На этот раз, однако, он ограничился обходом и общей профилактикой. Пришлось, правда, заменить забившийся очистной фильтр на подсистеме переработки сахаров. К сожалению, липкая вонючая жидкость слегка испачкала его рукав, и пришлось отмываться. Кралевский в который раз подумал, насколько тяжёлым и неблагодарным трудом оплачивается его власть. Что ж, тем больше прав он имеет на неё.

Раздача еды всегда была любимой забавой Кралевского. Раньше, когда поданных было немного, он лично наделял едой каждого. Теперь был введён институт раздатчиков пищи, контролируемый непосредственно его личной гвардией. Были также учётчики, за которыми присматривала служба безопасности, отделённая Кралевским в отдельную структуру. Их отчёты он выслушивал регулярно после обеда.

Сама по себе процедура была не столь уж эффектной. Оскар снимал с конвейера поднос с серыми лепёшками и передавал его очередному раздатчику. Тот, склонив голову, благодарил господина за пищу, и торопился уйти. Но Кралевского волновал этот момент соприкосновения — когда тяжёлый поднос переходил из рук в руки. В этом было что-то такое, что Оскар про себя называл «священным». Он всегда заглядывал в глаза раздатчикам, чтобы понять, чувствуют ли они какой-то трепет сопричастности к таинству. Чтобы подстегнуть их духовное развитие, он ввёл правило, согласно которому всякий раздатчик, уронивший с подноса хотя бы кусочек еды, убивается на месте. В дальнейшем — лет через пять-шесть — Оскар намеревался начать вводить культ самого себя в качестве Подателя Жизни, в котором ритуал раздачи еды должен был занять место причастия.

На этот раз всё прошло удачно: никто не споткнулся, ничего не полетело на пол, все вели себя кротко и почтительно — именно так, как Кралевскому и хотелось.

Теперь можно было и поесть самому.

* * *

Кралевский аккуратно разделывал ножом почечную часть Айши, тушёную с овощами. Овощи были почитай что последние: корабельные холодильники медленно, но неуклонно опустошались. Тем не менее, ему хотелось как-то воздать должное своей первой женщине, и поэтому он пожертвовал для готовки часть драгоценных запасов.