ноль.
Через год наш герой, впадает в недоумённый транс, а жертва мучается от одиночества.
Если оба достаточно умны, тона могут сойтись где-то возле скуки. Если нет, герой грохается гораздо
ниже, и годами ищет пятый угол; временами рычит, бьётся башкой об стенку или пьёт (апатия).
Ему бы сразу сбежать — но он слишком благороден. Или уже родились дети. Бедные дети!
Низкий тон — находка для шпиона, и родители предсказуемы, как собачка Павлова.
Невооружённым глазом видно, как один из них мучается от тоски, а другой от страха. При этом, оба
корчат из себя нормальных людей, и даже читают нотации — учат, блин, как жить.
Вся эта бодяга быстро вызывает тошноту — жить приходится где угодно, только не дома.
Всю жизнь жалеть того, кто тебя не понимает — работа для шизофреников, и «спаситель», в конце
концов, спасает себя в чужих объятиях. И правильно — иначе вообще может дуба врезать.
Я не видел таких семей в почтенном возрасте. Как правило, герой, всё же, находит в себе мужество
сбежать.
…Конечно, сей ужастик имеет варианты. Он может быть благополучно и рано разрешён, а может
выглядеть намного милее — всё зависит от партнёров. Но могу поспорить: такие пары вам знакомы.
5. Очень зависимый поймал на свою влюблённость обычного человека
Предыдущий вариант, но ещё банальнее и предсказуемее. Шансов выкарабкаться ещё меньше — но
меньше и претензий.
Обычная семья — два чужих человека, принято в меру ссориться, в меру гулять налево, в меру пить и
болеть, а ни на что другое, кроме праздничных застолий, тяму уже не хватает.
Здесь нет ярко выраженной жертвы — это уменьшает конфликт. Почти не до детей — и дети рано к
этому привыкают. Будущее — неопределённо. Материал для драмы и эпоса отсутствует.
6. Друг друга нашли
две жутких зависимости
Ты ему рогами украшаешь лоб, —
Он тебя ногами спихивает в гроб.
Как тебя он лупит — долго ль до беды!
Как тебя он любит — Бог не приведи…
Союз реактивных умов, в буквальном смысле слова. «Большая», «святая», «истинная любовь»,
«любовь-судьба» (нужное подчеркнуть).
Идеал, апофигей, опупема любви. «Духовная ценность» №1 в мировом эпосе, литературе и
искусстве.
Есть подозрения, что язычество относилось к любви как-то проще и более с юмором. Нас же,
монотеистов, приобщали к любви жестоко.
Сначала внушили, что любить — значит принять смертные муки (простите, если это кажется
святотатством — я очень серьёзно отношусь к Богу, посему не могу всерьёз принимать религиозных
мифов).
Многие на это повелись и уверовали: если за тебя кто-то мучается — это хорошо. А уж самому
помучаться — в натуре спасителю уподобиться!
«Ах, я же за вас страдаю!..» — и лицо исполняется иконописной скорби. Приехали: страдать стало
этично!
А потом, Шекспир ваще кинул бомбу — кровавый триллер о двух сумасшедших в тоне горя.
Со всей несокрушимой убедительностью поэтического гения нам показали: любить — не просто
страдать, нет! Это — умирать, и обязательно обоим.
На жирно вспаханной ниве бомба дружно взошла и дала богатые плоды: «Любовь — сильнее жизни!»
Гениальным воспеванием сего перла увлечённо занялись и европейские поэты, и пылающие страстью
восточные меджнуны, а потом и весь мир.
С тех пор, так и живём. Достаточно кому-то устроить из-за нас парочку истерик — и мозги
сворачиваются.
По уму — выпороть бы эту бестолочь, чтоб не поганила жизнь невинному человеку! Но, с другой
стороны — за тебя же страдают!!! — и «совесть» рвёт душу.
Надо сказать, совесть — вообще баба весьма шизанутая; её вопли отнюдь не всегда что-то означают.
Но для «помучиться» — самое то!
Эпос разных народов воспевает ещё более крутой идеал: не токмо помереть ради любви — и
поубивать вдоволь!
Правильный герой, ежели бабу увели, исполняется благородного гнева, хватает свой меч-кладенец и
прётся в стан женокрада, по пути руша города и разя врагов — то есть, всех, кто рушить мешает —
тысячами. В том числе и мирных граждан.
Чем больше наубивал — тем сильнее, значица, любовь. Ну, если любимой в живых не нашёл — то и