Выбрать главу

Роман на стороне могут простить. Измену себе — не прощают.

Такой вот любовный треугольник, блин! Ты какую измену предпочтёшь?..

6. Кстати, сам-то как? Свят и безгрешен? Это я к слову.

Свобода ведь, как воздух — всем дана поровну. Хапнул сам — честно дай и другому. Сколько себе —

столько и ему.

А не согласен — слово «измена» не для тебя. Клеткам и тюрьмам не изменяют — из них спасаются!

7. Факт: измена измене — рознь. Искренне влюбиться — нормально, а трахать всех подряд — просто

биология.

Изменять из мести — мелко, а искать поддержку, спасая себя от жестокости или подлости — мудро.

Просто соблазниться красивой попкой — слабость, а подарить нежность и радость — праздник.

Довольно часто «измена» — единственный способ не изменить себе. Иногда — единственное

спасение, душевный подвиг.

Порой — единственный способ заставить человека раскрыть глаза. «Измена» может быть, как

предательством, так и совершенно этичным поступком.

Важен результат. Верность, разрушающая твою жизнь, безнравственна. Близость, на самом деле,

исцеляющая тебя — уже не измена.

8. Так, что такое есть измена, изумрудные мои?

Какая «измена» страшнее: просто переспать — или довериться другому?

Просто довериться другому — или кинуть, солгать, скрыть?..

Вот моё мнение. По большому счёту, изменил не тот, кто переспал — а тот, кто предал. Любым

способом.

Предательство освобождает от всех обязательств. Предал — потерял право на верность.

А, если это так, то никаких измен, кроме предательства, нет.

И все наши вопли об «изменах», о «верности», о «законных» жёнах и мужьях — не более, чем

трусливая маскировка сути!

Прав Раджниш: идею «сексуального греха» раздули трусливые святоши — чтобы казаться «святее»

прочих «грешников».

Измена — во многом миф. Она возможна только до первой серьёзной подставы.

Говорить об измене можно, пока вы — партнёры. А когда вы уже начали войну — братцы, это

смешно.

Как могут изменить друг другу два врага? О чём это вы?!

А уж, когда сорвало реально — вообще забудьте.

Представь: никаких обязательств — и дикое душевное истощение. Тебя просто несёт, ты просто

пытаешься восстановиться.

Это просто новая жизнь. Её в любом случае начинаешь сначала. При чём тут измена?..

Если честно, я от души благословляю наши тогдашние «измены». Дай Бог самого большого счастья

ребятам, любившим нас тогда.

Если бы не они — честное слово, не видать бы нам семейного счастья.

Два бывших врага, искалечившие друг друга — хреновые врачи.

А, искалеченные — что можем мы дать друг другу, кроме старых обид?..

Новая симпатия — единственный реальный способ реабилитироваться. Даже в монастырь от

несчастной любви идти — нечестно.

Почему же нас так клинит на постельной стороне измен?

Почему, хватая друг друга за грудки, мы пытаемся вытрясти только одно: «Вы спали вместе? Да —

или нет!?»

Почему именно это так больно — хотя, никак прямо не вредит ни жизни, ни партнёрству?

Зачем нам нужна именно эта проблема — вовсе незнакомая полигамной части человечества?..

Моя гипотеза уже разъяснена в «Анатомии любви».

Для нас, напуганных и зашоренных, интим — не праздник жизни, а костыль для хромой души.

Не дарение счастья — а присвоение, впитывание собственной значимости, правоты и полноценности,

нужности и защищённости.

«Не умея любить себя, не можешь любить никого».

Неспособные любить себя сами, мы используем для этого партнёров.

Наши «любимые» — пленники наших страхов. Им запрещено праздновать свою жизнь — а можно

только украшать нашу.

Вдумайтесь: мы готовы умереть, а чаще убить их только за то, что им хорошо без нас.

И вы предлагаете строить на этом «идеале» счастливые семьи?..

«А ты предлагаешь свободную любовь?»

Я предлагаю стать честнее и слегка сместить приоритеты.

Любовь — не клетка, не долг и не крест. Это — радость друг другу.

Интим — только украшение, внешний показатель близости. А измена — симптом разрыва. Симптом

того, что от тебя ищут спасения.

Ты сам, собственными руками теряешь любимого! Вот в чём суть, вот что рвёт крышу!

Угар интимных подробностей — только сначала, чтобы всласть пообвинять.

Но вот, пена схлынула — и что остаётся? Страх. И прозрение.