И почему у нее так страшно налилось кровью лицо? Будто сам дьявол ее душил!
"Да, именно он. Обитель насквозь провоняла дьявольщиной, она просто из земли сочится. И этот толстый духовник... эти его глазки...
сладкая... слишком сладкая улыбка... и намеки о колдовстве и ереси...
Господи, Боже милосердный, только бы дождаться кузена Рене!"
Гонория заметила, что вокруг шеи Беаты обвивается что-то вроде ожерелья. о ведь монахиням не полагается носить украшения, а музыкантша никогда не была охотницей до таких суетных вещей...
Гонория, превозмогая страх, осторожно приподняла тело органистки.
Странное украшение - слишком тугое, сдавившее шею, как удавкой, двойная нитка бус перекручена сзади на шее, и концы ожерелья болтаются на спине! "Беата, конечно, монахиня... была монахиней... - Гонория перекрестилась, но не до такой же степени, чтобы не знать, как полагается носить ожерелья! ет, ее задушили этим украшением.
Она защищалась... и убийца разорвал на ней одежду. А потом столкнул с лестницы!"
Уговаривая себя, что она лишь заботится о предотвращении вздорных слухов, аббатиса осторожно размотала обвившее шею покойницы ожерелье. Спрятав украшение в карман, Гонория осторожно спустилась с лестницы и почти выбежала из церкви, желая как можно скорее рассмотреть находку при дневном свете.
Завернув за угол - так, чтобы в случае чего остаться незамеченной, Гонория вытянула из кармана свое приобретение. Это было не ожерелье, а четки, дорогие и красивые, в которых выточенные из слоновой кости Pater Noster перемежались с черными агатовыми Ave Maria . Аббатиса с трудом удержалась, чтобы не вскрикнуть - эти четки, освященные в Риме Его Святейшеством, она своими руками преподнесла в день ангела красавцу Гаспару д'Арнуле.
"Отче наш" и "Радуйся, Мария". Здесь - крупные и мелкие бусины, служащие для отсчета соответствующих прочитанных молитв.
о, возможно... да, возможно все, что угодно. Она сейчас пойдет к Гаспару и попросит... нет, потребует! Потребует объяснить, как ее подарок попал в руки убийцы! Да, где сейчас Гаспар? Самое логичное - начать поиски с его кельи... е желая сталкиваться с сестрами, которые придут за убитой, аббатиса пошла к спальному корпусу в обход, через кладбище, вокруг церкви.
Войдя в свою келью, Гонория осторожно выглянула в коридор.
икого. а цыпочках проскользнув в дверь, она шмыгнула к келье духовника и прильнула к замочной скважине.
Гаспар д'Арнуле, с идиотски блаженным лицом, сидел за столом в полурасстегнутой сутане, заложив ногу за ногу. Перед ним на столе стоял большой, на три четверти опустошенный, графин с вином и лежала шахматная доска. Аббат, пьяный, как ой, играл сам с собой в шахматы. Вернее, сказать, играл с фигурками, как играют дети, и чтото бормотал себе под нос. Гонория прислушалась.
- Так, - заплетающимся языком бормотал аббат, - старая змея варила суп... а заварила кашу! А мы из змеи взяли и сделали котлету! - он рассмеялся безумным смехом. - Так ее, гадину! Покойтесь с миром, дражайшая матушка Сильвия! - ("О, Боже!") Аббатиса, в чьей душе любопытство боролось с ужасом, осторожно приоткрыла дверь, но Гаспар, поглощенный своей жуткой партией, на счастье Гонории, ничего не заметил. Он опрокинул черную ладью и отхлебнул два больших глотка из графина. Затем дрожащей рукой, прищурив глаз - очевидно, в глазах у него двоилось - нацелился на белого офицера и после нескольких попыток щелчком сбил его с доски. - И эту туда же, сор-року об-лезлую, у к-которой язык за зубами не держится! Вечная вам память, сестра Доротея! - он влил себе в глотку еще одну солидную порцию. - И вам, сестра Беата! - с доски слетела белая ладья. - Почтим вставанием... - он безуспешно попытался встать, но чуть не сполз под стол. - ет, лучше возлиянием! Воз-ли-я-ни-ем... - потянувшись за графином, и пытаясь сообразить, который из двух, а то и трех сосудов перед ним настоящий, аббат чуть не снес со стола все, что на оном стояло. Гонория, прижавшись к дверному косяку, будто окаменела. - Вот так. И все - шагом марш в рай! Ать-два! Атьдва! К престолу Господню! - Гаспар выстроил на доске три белые пешки в ряд, так что казалось, будто они направляются к белому королю. Тут Гонория уловила за спиной скрип открываемой двери, и юркнула за синюю занавесь. Когда шаги в коридоре стихли, настоятельница снова подкралась к заветной двери. Тем временем д'Арнуле успел из двух черных коней и оставшейся черной ладьи соорудить подобие колесницы, а сверху на ладью поставить пешку. - Счастливого пути в Руан, сестра Маргарита! Сухих дровишек! - Усмехаясь и потирая руки, пристроил следом за первой вторую колесницу, из белых коней, водрузив на ладью черную королеву. - А вам счастливого пути ad Infernorum , преподобная мамаша Старая Перечница! ("Вот как! И это - за все, что я для него сделала?!") Хаха! Можно подумать, настоятельницы не падают с лестниц! - С этими словами Гаспар осушил графин до последней капли. Потом уронил голову на руки и захрапел.
... Аббатиса вошла в свою келью шатаясь, и руки ее дрожали, будто это не Гаспар, а она, Гонория, осушила без закуски целый графин крепкого вина. Сердце ее бешено колотилось, ноги подгибались. Она прилегла на кровать, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание. В голове ее, как колеса святой Екатерины , неумолимо проворачивались две мысли: "Что теперь делать?" и "Маргарита была права!"
Маргарита... Отчаянным усилием заставив себя встать и влив в себя рюмку бенедиктина, Гонория на деревянных ногах направилась к узилищу. Бывшая девка поняла все, лишь взглянув в лицо своей госпожи.
- Hу что, матушка? Убедились?
- Да, Марго.
- Чрево Господне! - Маргарита в бессильном гневе стиснула кулаки.
- Значит, Симплиция все-таки не успела!
- Да. Беата убита. Все, как ты говорила. Что мне теперь делать?! заломила руки готовая разрыдаться аббатиса.
- Что делать? - Спокойным и насмешливым тоном переспросила бывшая девка, будто речь шла не о жизни и смерти, а о мытье окон или стирке. - А это уж как вы сами захотите. Можно сложить ручки и смиренно ждать, когда тебя скинут с лестницы... да не ведьма я, матушка, не ведьма! Юстина сказала Агате, а та рассказала мне...