Мнемотехника
Мы с папой сидели на диване, и он объяснял мне, почему я плохо учусь:
— Все дело в том, Сережа, что ты мнемотехники не знаешь.
— А что такое мнемотехника?
— Это способы запоминания разные. Вот, например, река есть в Испании, Гвадалквивир называется. Ни за что не запомнишь. А ты и не запоминай Гвадалквивир, ты запомни: глотал кефир. Или вот так: в городе Караганда добывается руда. Ты меня ночью разбуди — я тебе и руду, и Караганду вспомню. А почему? Потому что в рифму.
— А как быть, папа, если рифмы нет?
— Очень просто. Ты все слова, которые запомнить надо, в историю свяжи. Вот назови мне десять первых попавшихся слов. И увидишь.
Я посмотрел вокруг и стал называть:
— Диван, шкаф, телевизор, цветы, пианино. — Потом посмотрел в окно. — Автобус, собака, милиционер, старушка, площадь…
— Ну ладно, — сказал папа. — Попробуем сочинить историю. «Собака купила телевизор и села в автобус. Автобус наехал на шкаф. В шкафу сидела старушка и поливала цветы. А милиционер в это время сидел на диване на площади и играл на пианино».
— Ну, чтобы старушка сидела в шкафу и поливала цветы, — говорю, — это еще туда-сюда. А чтобы милиционер на площади на пианино играл, такого в жизни не бывает.
— В мнемотехнике все бывает, — говорит папа. — Может, он к празднику готовился. К Дню милиции. Полонез Огинского разучивал. В общем, мы, Сережка, теперь с тобой по-другому заживем. Ты сразу отличником станешь. А я все адреса, все телефоны, все цифры в голове буду держать. Вот на работе удивляться начнут.
И тут мама вошла:
— Вот что, друзья, сходите-ка в аптеку и в магазин. Купить надо кое-что. Я вам список приготовила.
— Не надо нам список. — говорит папа. — Мы и так все запомним.
— Забудете, — говорит мама.
— Да? — говорит папа. — А мнемотехника на что?
Мама спорить не стала:
— Запоминайте, пожалуйста. Только, если чего не купите, еще раз побежите. Значит, сначала в аптеку. Возьмите там горчичники и папаверин.
— Папаверин. Папа Верин. Верин папа. У нас есть соседка девочка Вера, а у нее есть папа. Вот его и надо купить. Очень просто запоминается, — говорит мой папа. — Ас горчичниками хуже.
— Ладно, папа, — говорю я. — Я тебе горчичники просто так запомню, без мнемотехники.
— Потом хлеба возьмите в булочной, половину буханки и целый батон.
Папа глаза закатил и говорит:
— Половина буханки и целый батон. Половина кухарки села на бетон. Кухарка — это повар по-старинному.
— А в гастрономе, — продолжала мама. — возьмите колбасы, пачку маргарина и триста граммов подсолнечного масла.
— Тори, гори, масло, чтобы не погасло, — запоминает папа. — Нужно нам триста грамм. Запомнили. А вот маргарин не запоминается.
— Пачка маргарина вкуснее гуталина, — говорит мама.
— Эх ты, — засмеялся папа, — только запутываешь меня. Вот куплю тебе гуталин, будешь на нем картошку жарить. Не так надо. Надо, чтобы смысл был.
Тут я не выдержал:
— Вот мы купим маргарин, чтоб поджарить колбасин.
— Это уже лучше, — согласился папа. — Больше ничего не надо?
— Хватит с вас, — сказала мама и дала нам сумку и деньги.
И мы пошли. Когда мы пришли в аптеку, папа встал в очередь за горчичниками, а меня послал покупать Вериного папу.
— Иди и возьми пачку андрюшина.
— Почему — андрюшина?
— Как — почему? Вериного папу зовут Андрей. Значит, нам нужен андрюшин.
Я прибегаю через минуту и говорю:
— Нет у них никакого андрюшина. Может, его по-другому зовут? Может, нам степанид нужен или петрациклин?
— Не нужен нам петрациклин. Нам Верин папа нужен.
И тут папа вспомнил:
— Фамилия ведь у него Васильев. Значит, нам Василии нужен.
Купили мы Василии, вазелин то есть, от головной боли и в булочную пошли.
— Что нам здесь покупать? — спрашивает папа.
— Повара, который бетон съел.
— Зачем?
— Не знаю, папа, зачем. А давай мы просто хлеба купим, как всегда. Половину буханки и батон.
И тут папа про кухарку вспомнил, которая на бетон села.
— Странно, — говорит он, — я кухарку придумал, чтобы буханку не забыть, а у меня наоборот вышло. Мне буханка про кухарку напомнила.
Потом мы в гастрономе маргарин и колбасин купили. Они легко запомнились.
— Что нам еще нужно? — спрашивает папа.
— Тори, гори ясно, чтобы не погасло, — отвечаю.
— Лампочки электрические, — говорит папа. — Или спички. А может быть, керосин. Его ведь тоже в лампы наливают, чтобы горел.
— Может быть, — говорю я. — Только для керосина бутылка нужна.
Посмотрели мы в сумку — есть бутылка.
— Все правильно, — говорит папа. — Помнишь, мы еще реку запоминали в Испании, глотай факир называется. А что факиры глотают? Шпаги или керосин, чтобы огонь изо рта шел.
Купили мы керосин и домой пришли. Мама сначала ничего и не заметила. И даже похвалила нас. А потоку, когда она вечером колбасу жарить стала, она на горячую сковородку вместо масла керосин плеснула. И тут такое началось: сковородка горит, плита горит, и белье над плитой горит. Но больше, всего, конечно, папе нагорело.
А я с тех пор на всю жизнь запомнил: если в доме пожарин, набирайте ноль-один. Вот что такое мнемотехника!
Хозяйственная собака
на белорусском хуторе
Я люблю интересных животных.
Мне однажды мой друг журналист Алик Прокопчик говорит:
— Поехали на хутор к леснику Ивану Белоусу, у него свинья есть непомерной длины. Ты таких еще не видел.
Вышли мы с ним на дорогу, сели на попутный грузовик и стали на хутор добираться. Сначала на грузовике, потом на тракторе ехали.
Смотрю, из калитки выходит свинья, большая-пребольшая. И уши у нее закручиваются на морду. Как лопухи глаза закрывают. Большая-пребольшая, но не такая уж огромная, чтобы из-за нее полдня на хутор ехать.
Оказалось, что это свинья-дочка. А есть еще свинья-мама. Как пошла она из калитки, так никак и не кончится. Огромная-преогромная, как два сцепленных автобуса. Я и не знал, что такие на свете бывают. А это была какая-то особая американская порода. Как эта порода попала на глухой лесной белорусский хутор, не знал никто.
Но самым интересным животным на хуторе оказалась не эта свинья, а собака Чарка.
— У меня много собак было, — говорит Иван Белоус, — но эта самая умная. Она как человек. Она у нас два дома охраняет. Мой и брата моего, на другом конце хутора. У нас покрутится, посмотрит, все ли в порядке, и туда бежит.
Я говорю:
— Что же, собака на полставки. Это еще не самая умная.
— А я и не говорю, что потому она самая умная, что два дома охраняет. Она такие вещи делает, что не знаю, как рассказать. Вы можете не поверить.
— Какие же такие вещи?
— А вот какие. Однажды у нашей кошки котята должны были родиться. Она ходила и кричала весь день. Ее взяли и за дверь выставили. А за дверью мороз. Потом мы хватились — нет кошки, должно быть, замерзла или волк утащил.
— И что дальше было?
— А ничо. Через месяц кошка пришла с двумя котятами. Ее Чарка в коровнике пристроила или в будке у себя и еду ей туда носила.
Туг подошла жена Ивана Белоуса и сказала:
— Ты про поросенка расскажи.
— А что — про поросенка? — спросили мы с Прокопчиком.
— Однажды у всех свиньи опоросились. А у нас свинья большая, гуляет себе, а поросят нет. Но как-то утром приходим мы — около нее поросеночек лежит. Маленький такой, белый. Откуда взялся всего один? У нас совсем другие поросята бывают. Да и не время еще нашим рождаться. Мы прошли по домам хутора и узнали, у кого такие поросята были. Они были у соседей наших через дом. Вот Чарке и стало обидно, что у всех поросята есть, а у нашей американки нет. Она и украла поросеночка.