— Так ты и это знаешь, — улыбнулся Крымов и сел вместо предложенного дивана в кресло. — Да, капитан, я тебя недооценил. Но я всегда говорил, что ты — единственный человек, который способен мне помешать.
— Ваша самая крупная ошибка, Андрей Сергеевич, — это похищение моей семьи.
Все остальное укладывалось в нормальную работу профессионалов. Семья — это не по правилам. Не по моим правилам.
— Не ты устанавливаешь правила, капитан, — покачал головой Крымов.
— Как видите, сейчас как раз я, — возразил Пастух. — И по этим правилам нельзя похищать женщин и детей. А также нельзя клеветать на невиновного человека.
— Только не читай мне проповедей, — поморщился полковник. — Я уже стар для этого.
— И то правда, — согласился Пастух. — Горбатого могила исправит.
— Переходи к делу.
— Я, собственно, заскочил на минутку. Семью, как вы знаете, я освободил сам. Что касается клеветы, — с этими словами Пастух достал диктофон, — того, что мы записали в порту, в принципе вполне достаточно. Но вы же знаете, Андрей Сергеевич, эти ребята из службы собственной безопасности такие дотошные. Так что вы уж скажите пару слов. Ну там, я, Андрей Сергеевич Крымов… Начинайте с того, что Крупица был вашим платным агентом, он ведь был платным? Не за веру же товарищей предавал. И обязательно скажите, что его пристрелили по вашему приказу на таком-то километре Ленинградского шоссе.
— Ну в данной ситуации я могу подтвердить, что я Папа Римский, — пожал плечами Крымов, но, увидев, как ствол автомата описал красноречивую дугу, добавил:
— Хорошо, хорошо… Если так угодно… Андрей Сергеевич собирался как можно быстрее уехать отсюда и постараться никогда больше не встречаться со спецслужбами. А о том, куда он собирался, не мог знать даже чересчур прыткий Пастух. Так что отчего бы и не рассказать кое-что? Особенно, если это даст возможность побыстрее освободиться. И в течение пяти минут полковник кратко и внятно, по-военному, изложил все факты. Когда он закончил. Пастух улыбнувшись сказал:
— Вот и славно. На этом наше знакомство заканчивается. Не скажу, Андрей Сергеевич, что оно было приятным, но поучительным — точно.
Крымов с беспокойством посмотрел на автомат. Пастух, перехватив его взгляд, поспешил успокоить:
— Нет, товарищ полковник. Не волнуйтесь. Мы люди цивилизованные и самосудом не занимаемся. Ступайте себе с Богом. Вы, кажется, спешили в аэропорт? Я не слишком вас задержал?
— Вот смотрю я на тебя, Пастухов, — искренне удивился Крымов, — и понять не могу: ты что, в Робин Гуда играешь или действительно такой лопух?
— Действительно, Андрей Сергеевич, — улыбнулся Пастух.
— А, — протянул Крымов. — Ну тогда бывай здоров. Бог даст, свидимся. Было приятно пообщаться… Да, коль скоро вы зарезали моего водителя, то подкиньте до трассы-то. Там уж я сам такси поймаю.
— Что ж, поехали, — вздохнул Пастух. Он исполнил просьбу и довез полковника до шоссе. Там Крымов, а отныне мистер Бейли, довольно быстро поймал такси до аэропорта. Он успел как раз к окончанию регистрации. Зарегистрировавшись, он с видом уставшего от впечатлений туриста, предвкушавшего возвращение * домой, двинулся к таможенному контролю. Но не успел поставить свой чемодан на стойку, как к нему подошли двое полицейских.
— Погорячился я, господин Крымов, когда отпустил вас, — раздался голос инспектора Хавелаара. — Но после этого дурацкого картофеля я, право слово, даже и подумать не мог, что вы зарежете бедного Глоттера. Он хоть и был дурак, но не достоин такой участи. Мы, кстати, уже выловили его из воды… На этот провал у полковника Крымова не было запасного варианта. Пастух не лукавил, когда говорил, что не занимается самосудом. Зачем, когда есть суд голландский. Пока Муха следил за «мерседесом» полковника, Док быстро снял копию с видеозаписи убийства Глоттера и отправил ее Хавелаару, чтобы инспектор не расстраивался из-за неудавшегося ареста русского мафиози.
Андрей Сергеевич Крымов в бессильной злобе подчинился инспектору. Что он мог сделать? Он вдруг почувствовал, как невозможность исправить положение лишает его воли, желания сопротивляться, и теперь Крымов ощутил всю ту непомерную усталость, которую он преодолевал последние годы и которая вдруг обрушилась на него вся, разом. Конец ли это для него, бывшего полковника КГБ Крымова? Даже об этом он сейчас не в состоянии был думать.
Но в том, что это был конец всех его планов, — он не сомневался.
8
Прошла неделя. Все, что происходило с ними еще недавно, казалось каким-то кошмарным сном. Фантасмагорией, игрой больного воображения. Не верилось, что все это случилось на самом деле.
Голубков был любезен. Он поблагодарил за службу, попросил прощения за то, что не смог вмешаться сразу, за то, что ребятам самим пришлось выкручиваться. Он конечно же обещал утрясти все проблемы, снять с них все обвинения и подозрения, он забрал все, что они наснимали и назаписывали в Амстердаме, он конечно же предложил любую помощь, какая им сейчас требуется. Впрочем, было и без его слов совершенно ясно, что полковник донельзя доволен исходом дела. Что он и подтвердил, сообщив ребятам о том, что президент поздравил сотрудников Управления за пресеченную провокацию и за проявленное в этом деле личное мужество, а представитель Китая… — Может быть, нам еще и медали вручат? — съязвил, не выдержав, Муха.
— Не стоило бы так, — тактично возразил Голубков. — Я ведь искренне рад за вас.
— Так, значит, — поинтересовался Пастух, — мы выполняли спланированную Управлением операцию?
— А вы бы предпочли взять на себя ответственность за свою войну в Европе? — ответил вопросом Голубков. — И пару раз дать интервью?
Голубков был как всегда прав.
— Более того, — сказал он после короткого молчания, — вам полагается ваш обычный гонорар. Заслужили.
Отказываться никто не стал… Этот разговор с полковником произошел несколько дней назад, почти сразу по возвращении Пастуха, Дока и Мухи из Амстердама. Они проведали Боцмана, — дело у бывшего моряка Дмитрия Хохлова шло на поправку.
Следующим был Артист, который лежал на старом диване, не желая ни есть, ни что-либо вообще делать. Пришлось встряхнуть его как следует. В самом деле, ты чего, парень? Сашка жива? Жива, хоть и в тяжелом состоянии. Значит, все образуется. Значит, ты, Артист, не имеешь права распускать сопли. Все. Точка.
Потом рванули все, кто мог, в Затопино — проведать Ольгу и Настену.
Они отдыхали несколько дней, отпустив в Москву двух бугаев, присланных Голубковым, а потом появился полковник — приехал сам с обстоятельным разговором.
А потом он отчалил, прихватив с собой всех, кому надо было в Москву.
…На следующий день Пастух решил зайти утром пораньше в церквушку — ту, что примостилась неподалеку, в Спас-Заулке, ту самую церквушку, что для него уже давно стала не только частью его Родины, но и как бы частью его самого… Он стоял перед ее входом, думая о том, что сейчас, когда все уже закончилось, им — ему и его ребятам — нужно было не доверие Голубкова и не его помощь, даже и не похвала президента — зачем они, если и так все закончилось? Переживут как-нибудь. Нет, Пастух точно знал, что, если бы не везение, выручавшее и спасавшее их столько раз, никакая поддержка Голубкова, никакое могущество президента не помогли бы спасти его семью. Да и их собственные жизни тоже.
Но что такое везение? Слепая удача? Или промысел Божий? Пастух вошел в церквушку и тут же увидел перед алтарем Артиста. Семен зажигал одну за другой девять тонких длинных свечек. И Пастух понял, за кого. Перекрестившись, Артист собрался было уйти, обернулся и увидел стоящего у него за плечом Пастуха.
— Вот, — сказал он, неловко усмехнувшись, — уезжать сегодня собрался, ну и зашел… Никогда не понимал, чего ты сюда ходишь. А сегодня, пока вы с Ольгой слали, позвонил с утра по мобильному полковник Голубков… он специально из-за меня в больницу ездит… Врачи говорят — Саша на поправку пошла. Лучше моей Сашке… с Божьей помощью…