— Дешевого рецидивиста! Во всяком случае, будьте уверены, что владелец ювелирного магазина и его страховая компания плевать хотели на какого-то Бастелика и предпочли бы получить обратно драгоценности!
— В таких условиях, господин дивизионный комиссар, я бы хотел попросить вас о досрочной отставке.
— Вот как? Да вы в своем уме? Что, я даже не могу спокойно сделать вам замечание, без того, чтобы вы не лезли тотчас на стенку? К старости ваш характер не улучшается, Пишеранд! Это говорит ваш друг! Вы ведь знаете, что пользуетесь моим доверием и злоупотребляете этим!
— Я?
— Конечно! Вы не терпите никаких замечаний, даже самых безобидных! Кто вам говорил об уходе? Вы собираетесь дезертировать? Так скажите об этом откровенно!
— Я никогда…
— Хорошо! Я это принимаю к сведению! Пишеранд, я вас прошу как друга, которого знаю пятнадцать лет, найдите мне убийцу Ланчиано.
— Я делаю все, что могу, патрон!
— Превзойдите самого себя, Пишеранд! В моем лице вас об этом просит Правосудие! И растормошите мне этих двух «сантонов»[99], которых судьбе было угодно послать вам в подручные.
Не было никакой необходимости подгонять инспектора Пишеранда. Он от этого только разозлился. Всюду он натыкался на стену молчания. В этот раз преступный мир молчал, и даже лучшие осведомители не могли добыть ни малейшей информации, несмотря на все уговоры, угрозы, не поддаваясь ни на какие обещания. Понемногу полицейский сам склонялся к предположению, которое высказал Бастелика: убийство Ланчиано — дело рук любителя, случайное преступление. В таком случае, если не поможет какая-нибудь случайность, эту историю никогда не распутать. Никто не слышал, чтобы говорили о драгоценностях, украденных в Генуе и переправленных в Марсель. Тем не менее специалисты были начеку, за крупными скупщиками краденного наблюдали, описание украденных драгоценностей было приведено во всех ювелирных магазинах. Казалось, добыча Ланчиано исчезла вместе с ним.
Ко всему этому еще и расследование по делу о ювелирном магазине на улице Парадиз, свалившееся в дополнение к первому, значительно более важному, тоже зашло в тупик. Пишеранд не питал никаких иллюзий: арест Бастелика не решал проблемы, и они достигли лишь того, что надолго изолировали опасного преступника. От полиции ждали другого.
Погруженный в свои мрачные мысли, Пишеранд встретил Бруно Маспи с постной миной на лице.
— Я только что получил хороший нагоняй, парень. И мне это не нравится.
— Из-за чего?
— Из-за того, что мы не продвинулись ни в деле Итальяшки, ни в деле о грабеже ювелирного магазина.
Бруно пожал плечами, это означало, что свой долг он выполняет, работает, а результаты его не касаются. Пишеранд тут же вскипел. Обладая вспыльчивым характером, он был не очень-то доволен, что ему пришлось молчать у дивизионного, и сейчас он решил взять реванш.
— Мой мальчик, так не может больше продолжаться! Нужно решить раз и навсегда, чего ты хочешь! Полицейский ты или нежный воздыхатель? Что касается твоей Пимпренетты, ты же все сделал, чтобы свернуть ее с дурной дорожки, но она неисправима… не по своей вине, конечно, бедняжка… а из-за той среды, в которой живет! Это чудо, что ты сам смог оттуда вырваться… Посмотри на свою старшую сестру и младшего брата… добыча для каторги, оба! Счастье, что есть Фелиси и что, возможно, благодаря вам обоим Маспи вновь станут людьми, как и все остальные. Но только в ожидании этого доставь мне удовольствие и не думай больше о той, которую зовут Пимпренетта, и думай хоть чуть-чуть побольше о своей работе. Нужно непременно поймать сообщников Бастелика, это необходимо, потому что это единственный способ выйти на драгоценности, если они их еще не разбили на куски и не продали. Заметь, что не будь убийства Итальяшки, это давно бы уже было сделано, но скупщики краденого сильно дрейфят в сложившейся ситуации. Мы не должны давать им время прийти в себя. Понял?
— Понял, инспектор.
— Чудесно! О, глядите, и другой чудик явился!
Чудиком был Жером Ратьер с его ослепительной улыбкой. Пишеранд резко заговорил с ним:
— Ну, что, жизнь прекрасна?
— Прекрасна!
— Она тебя любит?
Жером бросил смущенный взгляд в сторону Бруно.
— Я… я на это надеюсь. Во всяком случае, я люблю, и, знаете, это очень серьезно.
— Тем лучше. И когда свадьба?
— Как можно раньше… при условии, если она согласится, конечно.
— Конечно… А ну-ка скажи мне, болван, ты думаешь, я здесь для того, чтобы выслушивать, как ты воркуешь? Не забывай, мы разыскиваем убийцу, драгоценности на несколько миллионов нужно вернуть их владельцам. Если ты, конечно, не будешь настаивать на том, что счастье господина Жерома Ратьера гораздо важнее, чем все остальное!