— Ваша дочь, я это уже говорила, она не любит Ипполита, потому что она любит моего мальчика!
Перрина покраснела от обиды.
— Вы осмеливаетесь утверждать при всех, что моя Пимпренетта может любить полицейского?
Девушка вскрикнула:
— Это неправда!
Торжествуя, ее мать решила окончательно уничтожить противника:
— Селестина, я понимаю… вы клевещете от обиды! Вы хотели бы разделить с нами тот позор, который Бруно принес вашей семье, но у Адолей никогда не было и никогда не будет в семье полицейских!
Маспи Великий не шевелился. Всякий раз, когда ему напоминали о позоре сына, который пошел работать в полицию, он не знал, что ответить. Селестина, напротив, казалось, и не почувствовала, какое оскорбление ей бросили в лицо.
— Я хочу вам сказать одну вещь, Перрина… По-моему, Бруно прав… Это смелый парень, но сегодня, бедняга, он, должно быть, плачет, думая, что эта Пимпренетта, которую он любил всю жизнь, нарушила свое слово… Я его видела не далее как вчера, моего Бруно, и если бы вы могли его видеть, Перрина, вы бы не были так настроены против него… Жалкое, ничего не видящее лицо… худой до ужаса… и все время эта Пимпренетта, он не переставал повторять ее имя… «Мама, — сказал он мне, — я лучше умру, чем буду жить без нее… Я люблю ее. Я не хочу, чтобы у меня ее отобрали, ведь для меня это такое горе…»
Пимпренетта больше не плакала, она голосила. Ипполит, выйдя из себя, требовал в присущих ему выражениях, чтобы она замолчала:
— Ты заткнешься, а?
Мадам Адоль не могла снести, чтобы так разговаривали с ее дочерью.
— Иполлит Доло, в нашем доме женщины не привыкли, чтобы с ними разговаривали в подобном тоне! И если ты не знаком с хорошими манерами, что ж, я тебя им научу в два счета!
Жених, уязвленный такой несправедливостью и таким ожесточением против него, возмущенно указал на Селестину Маспи:
— Вы что, не видите, что эта добрая женщина пытается настроить против меня Пимпренетту? Маспи не выносят, когда кто-то улаживает свои дела без их на то разрешения! Их просто бесит, когда приходится признаться, что выпутываются без их помощи! У них в семье — полицейский, и пусть они об этом не забывают, потому что такой стыд никто не сможет вынести!
Хотя муж полностью ее игнорировал, а свекор продолжал объедаться, Селестина упорствовала:
— Ты тявкаешь, как шавка, мой бедный Ипполит, но окажись тут люди посильнее тебя, ты бы сразу же поутих.
— Вроде как вы, когда Тони Салисето со своими друзьями нанесли вам визит и поставили вас на место!
Маспи моментально вскочил:
— Кто тебе рассказал?
— А вам какое дело?
— Значит, якшаешься с Корсиканцем?
— И что из этого? Я предпочитаю иметь дело с Корсиканцем, чем с полицейскими! А вы нет?
Сраженный, Элуа рухнул на свой стул. Только сейчас он полностью осознал глубину своего падения. Предательство сына сбросило его с пьедестала. Он больше не был Великим Маспи, а всего лишь Элуа, отцом полицейского. Он чуть было не заплакал от стыда… Ко всеобщему удивлению, в тишине, наступившей после того, как Маспи позорно отступил с поля боя, раздался скрипучий голос Адели Маспи:
— За всеми этими россказнями мы так и не поняли, любит ли Пимпренетта до сих пор Бруно или уже не любит…
Оказавшись перед таким неожиданным противником, Ипполит вновь потерял хладнокровие.
— А эта старая шлюха! Она чего лезет? Совсем уже спятила?
— Спятила не больше, чем ты, чурбан неотесанный!
Не в силах все это больше выносить, героиня этих нескончаемых дебатов, в которых каждый уже высказал свое мнение, кроме нее, Пимпренетта закричала:
— Замолчите! Замолчите все! Вы меня с ума сведете! Да, я люблю только Бруно и не хочу больше видеть Ипполита! Вот он каким оказался! Я не хочу выходить замуж за человека, который якшается с Корсиканцем!
И она бросилась в объятия матери, ища защиты, та не смогла удержаться от замечания:
— А ты не могла нам этого сказать перед тем, как мы заказали обед?
Ипполит впал в страшную ярость от нанесенного ему оскорбления. Он уже готовился к расправе над несчастными приглашенными, когда дверь в гостиной открылась и ворвалась девушка, приглашенная прислуживать.
— Мадам!.. Мадам!.. Эти двое мужчин…
Но она не успела закончить фразу, как инспектор Пишеранд отодвинул ее решительным жестом и вошел в комнату в сопровождении инспектора Маспи. Это появление, которого меньше всего ожидали, заставило всех замолкнуть.
Полицейский любезно раскланялся:
— Всем добрый день… Вы уж извините, что нарушаем такой милый семейный праздник, но мы на минуточку…