— Селестина, я всегда тебя уважал… но в этот раз ты зашла слишком далеко… Я считаю твоего сына презренным типом, который опозорил себя в моих глазах, я и пальцем не пошевельну, если ему потребуется помощь… Для меня Бруно Маспи мертв и похоронен… И теперь, если ты желаешь к нему присоединиться, ты можешь… и если Фелиси пожелает последовать за тобой, я не буду мешать… Ты, твой сын и твоя дочь, вы говорите на непонятном мне языке, и, само собой разумеется, мы не понимаем друг друга… Если необходимо, я один останусь со стариками и буду защищать честь семьи Маспи!
И впервые в жизни с чувством возмущения и отвращения ко всему Элуа пошел спать без ужина.
Инспектор Пишеранд зашел в паспортный отдел Префектуры, чтобы поздороваться со своим другом Эстуньяком, он был крестным отцом одного из его детей. Мужчины беседовали, когда полицейский заметил довольно яркую блондинку, в которой он узнал девицу легкого поведения, занимавшую в своей среде достаточно высокое положение. Говорили, что она — подружка Тони Салисето. Звали ее Эмма Сигуле, она откликалась на прозвище Дорада[100]. Пишеранд указал на молодую женщину своему товарищу.
— Займи ее чем-нибудь две-три минуты в кабинете, пока я спрошу твоего коллегу, зачем она приходила.
— Хорошо.
Когда Дорада, закончив длительный разговор, вышла, она столкнулась с Эстуньяком. Инспектор поспешил к служащему, от которого вышла Эмма Сигуле. Чтобы пройти без очереди, Пишеранд был вынужден предъявить недовольным посетителям карточку полицейского.
— Что хотела мадемуазель Сигуле?
— Заграничный паспорт.
— Так… так… А она не сказала, куда собирается?
— В Аргентину.
— Разумеется! А она задавала какие-нибудь необычные вопросы?
— Минуту… А! Да, конечно… Она хотела знать, на какую сумму имеет право вывезти драгоценности, чтобы ее не задержали на аргентинской таможне… Я успокоил ее, заверив, что она может везти хоть тонну, там ей ничего не скажут, наоборот!
Пишеранд почувствовал, что не нарушил обещаний, данных шефу, что достиг цели. Он горячо пожал руку служащему, немного удивленному такому чрезмерному энтузиазму.
— Старина, вы и представить себе не можете, какую помощь мне оказали! И последнее — адрес мадемуазель Сигуле?
— 327, улица Доктора Моруччи.
Появился Эстуньяк, чтобы объявить полицейскому, что он не мог дольше задерживать Эмму Сигуле. Пишеранд бросился следом и настиг молодую женщину, когда она переходила площадь Маршала Жоффра. Соблюдая обычные в таких случаях предосторожности, инспектор выслеживал эту элегантную дичь. Следуя за ней, он пересек улицу Парадиз, прошел перед Французским банком, и по улице д’Арколь достиг улицу Бретей. Дорада возвращалась домой. Пишеранд свернул на улицу Монтевидео, которая делила посередине улицу Доктора Моруччи. Полицейский надеялся проследить, в какой дом зайдет женщина, чтобы потом заскочить в ближайшее бистро и вызвать службу наблюдения. Неожиданно он наткнулся на Жерома Ратьера.
— Чем ты сейчас занимаешься, малыш?
— Я на дежурстве.
— Найди себе замену и живо отправляйся на угол улицы Бретей и улицы Монтевидео. Перед тем как уйти, добудь фотографию Эммы Сигуле, по прозвищу Дорада. Она проходила у нас по делу о наркотиках два или три года назад.
Пишеранд надеялся на своего коллегу. Он приказал ему не спускать с Дорады глаз, куда бы она ни пошла, и звонить ему как можно чаще, чтобы он знал, где та находится. В восемь часов Бруно Маспи его сменит.
Дивизионный комиссар Мурато выразил некоторое удивление при виде невозмутимого инспектора Пишеранда, входящего в его кабинет.
— Патрон, все в порядке!
— Что в порядке?
— Он у меня в руках!
— Прекратите говорить загадками, Констант!
— Я вот-вот схвачу Тони Салисето и отберу у него драгоценности, которые он украл у убитого им Ланчиано.
— Это серьезно?
— Серьезней не бывает, патрон!
Инспектор рассказал комиссару о своей встрече с Эммой Сигуле, подругой Тони, и о странных вопросах, которые она задавала служащему паспортного отдела. Мурато даже присвистнул:
— В самом деле, Констант, я надеюсь, что в этот раз вы на правильном пути.
— А как же! Подумайте хорошенько, патрон, ведь вряд ли из-за ограбления ювелирного магазина Салисето думает уехать за границу. Поделенная на троих прибыль не такая уж весомая, во всяком случае, недостаточная, чтобы Корсиканец смог в Буэнос-Айросе вести привычное ему существование, тем более в компании Эммы, ведь она не из тех девушек, что работают на наших аргентинских друзей. Конечно, можно предположить, что Салисето, воспользовавшись тем, что Бастелика сошел с круга, завладел львиной долей добычи, чтобы удрать, но есть еще Боканьяно. И потом, такие поступки не в характере Корсиканца, не говоря уже о том, что там, куда он собирается, он рискует встретиться с джентльменами, предупрежденными марсельскими ворами, а потому настроенными весьма решительно: они могут крепко наказать его за предательство. Нет, логичнее было бы предположить, что с миллионным товаром, снятым с Итальянца, Тони надеется жить припеваючи с прекрасной Эммой по другую сторону океана.