— Я тоже так думаю. А как вы его собираетесь задержать?
— Мы следим за Дорадой, чтобы выяснить, с кем она встречается. Сейчас наблюдение ведет Ратьер. В двадцать часов его заменит Бруно, и если к завтрашнему дню не будет никаких новостей, я нанесу визит мадемуазель Сигуле, заставлю ее признаться и подписать мне одно милое свидетельское показание, которое поможет окончательно упечь Тони. Можете на меня положиться!
— Я полагаюсь на вас, старина!
Фелиси привыкла, что ее возлюбленный ждал ее у входа на работу, когда ему позволяла его служба. Этим вечером она была немного расстроена тем, что не увидела его силуэт на тротуаре, но она не успела еще ни о чем подумать, как ей на шею бросилась Пимпренетта.
— Фелиси, я тебе не помешала, что пришла тебя встречать?
— Наоборот! Что с тобой случилось?
— Столько всего!
— У тебя очень счастливый вид!
— Но… ведь так оно и есть!
С горечью в голосе, потому что подумала о том, как переживает ее брат, она поинтересовалась:
— Это по случаю твоей помолвки с Ипполитом?
Дочь Адолей так ослепительно улыбнулась, что несколько прохожих даже обернулись.
— Ты действительно ничего не знаешь? С Ипполитом покончено!
— Покончено?
— Между ним и мной все кончено!
— Неужели?
— Да! Он к тому же сейчас в тюрьме.
— В тюрьме!
Пимпренетта рассказала своей подруге о своей несостоявшейся помолвке.
— Ну, и что все делали, когда полицейские увели Ипполита?
— Я не знаю…
— Как не знаешь?
— Не знаю, потому что я ушла вместе с Бруно… Мы пошли к Маяку… Скажи, Фелиси, ты не будешь против, если я стану твоей золовкой?
— Я? С чего это? Это то, что я хотела!
Не обращая внимания на прохожих, они восторженно и нежно расцеловались. Пимпренетта рассказала о своих отношениях с Бруно. А в ответ Фелиси, взяв с подруги слово молчать, поведала о своих отношениях с Жеромом Ратьером. Обе девушки были на седьмом небе от счастья. Они с трудом расстались вечером, полные совместных планов и уверенные в том, что в последующем они уже больше не расстанутся.
Когда ушла Пимпренетта и сладкие мечты немного рассеялись, Фелиси сообразила, что уже поздно, и, обеспокоенная, поспешила на улицу Лонг-де-Капюсин, готовясь получить хороший нагоняй от отца, от которого она, кроме ругани, в последнее время ничего не слышала, Но в этот вечер Фелиси была так счастлива, что могла бы, не пререкаясь, выслушать все, что угодно, мило улыбаясь даже самым хмурым лицам.
Войдя в дом, Фелиси решила, что там никого нет. Это ее удивило, так как не в традициях семьи было расходиться после ужина. Но ее еще больше удивило то, что, судя по сервированному столу, никто еще не ужинал, несмотря на поздний час… Потом Фелиси заметила мать, сидящую в кресле Элуа. Это необычное явление в добавок ко всему увиденному начало серьезно волновать Фелиси.
— Мама!
Селестина вздрогнула.
— А! Это ты!.. А я, кажется, вздремнула немного!
— Но… где остальные?
— В своих комнатах.
— В своих комнатах?
Мадам Маспи пришлось объяснить младшей дочери, какое бурное объяснение с ее отцом здесь произошло. Она заключила свой рассказ словами:
— Тут звучали такие кошмарные оскорбления! Но, что поделаешь, это должно было когда-нибудь прорваться! И потом Бруно открыл мне глаза!.. Фелиси, я прошу у тебя прощения… Я никогда не была хорошей матерью ни для тебя, ни для остальных…
Девушка встала на колени перед матерью и взяла ее руки в свои:
— Я тебе клянусь, что нет… Все, что ты делала, ты верила, что это было правильно, конечно…
— Это правда… И у меня дома думали так же, как твой отец. У меня не было мужества признаться, что я ошибалась… А потом появилась твоя бабушка… Женщина, которая производила на меня большое впечатление… Я оказалась замужем, не успев даже понять, что со мной произошло… и потом, я очень любила Элуа, хотя он этого совсем не заслуживает…