— Чтобы разобраться с ним, господин комиссар.
— По поводу чего?
— По поводу того, что он убил инспектора Пишеранда, который был моим другом, и чуть не убил моего сына.
— Ну, я вас умоляю!
— Ну, скажем так, у нас были хорошие отношения.
— У вас есть доказательства, что Салисето виновен?
— Прямых доказательств нет, но кто ж еще это мог сделать?
— Именно это мы и пытаемся узнать, представьте себе!
— Я считаю, что это Тони.
— Ваше мнение никого не интересует… К тому же ваш сын ранил нападавшего на него, а у Салисето, как и Боканьяно, нет никаких видимых ранений. Из-за возраста и потому что я вполне допускаю, что он убил Боканьяно случайно, до решения суда я пока оставляю дедушку на свободе, но я надеюсь, что он не попытается сбежать, а?
Старик пожал плечами.
— Куда я побегу?
Мурато оставил без внимания ответ и обратился к Элуа:
— А вас, Маспи, я не сажаю за решетку из-за вашего сына, но впредь постарайтесь успокоиться. Если Салисето подаст жалобу, я вас отправлю в Бометт!
— А куда мой мальчик ранил своего убийцу?
— Скорее всего в руку, или в плечо, или в ногу, во всяком случае, раненый задет серьезно и, вероятно, нуждается в лечении.
У Адолей все стояло вверх дном из-за поведения Пимпренетты. Она отказывалась от пищи, плакала или вздыхала, доводя своим поведением мать почти до безумия. Придя в отчаяние, Перрина схватила дочь за плечи и начала трясти ее, крича при этом:
— Горе ты мое, прекратишь ты наконец строить из себя вдову, голова ты дубовая? Твой Бруно не умер! Он получил всего лишь удар по черепу и не будет от этого тупее, чем был!
На подобного рода утешения Пимпренетта отвечала протяжными завываниями, хотя они и были негромкими, но все же пугали соседей своей глубокой печалью. Перрина затыкала уши и, в свою очередь, кричала, что если так будет продолжаться, то на Пимпренетту придется надеть смирительную рубашку! Дьедонне тщетно попытался объяснить жене и дочери реальное положение вещей. Но ему пришлось ретироваться. Одна обвиняла его в том, что он вообще не думает о ее будущем, другая — что он всего лишь ничтожество и бесчувственный чурбан. Разъяренный Адоль ушел из дома и отправился в порт поговорить с членами экипажей. Перрина, разбираясь в своих счетах, попыталась найти хотя бы временное забвение от невзгод с дочерью и мужем. Тем временем их дочь первой явилась в часы посещений в больницу, чтобы уйти последней.
Бруно, оправившись от сильнейшего шока, с множеством шрамов на голове, чувствовал, как благодаря присутствию девушки к нему возвращаются силы.
— Знаешь, моя Пимпренетта, в каком-то смысле я даже рад, что меня ранили.
— Святой Боже, что мне приходится слушать! Но почему? Если б тебя убили, что бы стало со мной? Мне черное не идет…
— Я теперь убедился, что ты меня любишь.
— Для этого совсем не нужно было, чтобы тебя чуть не убили!
Подобного рода дискуссии возобновлялись каждый день и заканчивались страстными поцелуями, от которых у юноши появлялся яркий румянец и поднималась температура. На следующий день после смерти Боканьяно Элуа явился в палату к сыну. Бруно очень обрадовался, Маспи отметил про себя эту радость и сам был доволен, хотя изо всех сил это скрывал.
— Я пришел узнать, как ты тут.
— Все в порядке. Я думаю выйти отсюда послезавтра. У меня, наверное, будет отпуск по ранению…
— Меня прислала сюда твоя мать. Она очень беспокоится… И уже видит тебя на кладбище… Как дела, Пимпренетта?
— Спасибо, хорошо, господин Маспи.
— Не знаю, прилично ли то, что ты здесь?
— Бруно мой жених. И естественно, что я стараюсь его поддержать, разве нет?
— Поддержка — это, конечно, нормально, девочка! Но мне кажется, что он не очень в ней нуждается!
— А вы здесь зачем?
— Я здесь потому, что это мой сын, и потому, что я не бессердечный отец, хотя этот сыночек так меня опозорил! Я здесь не из жалости, меня к этому обязывает моя честь. Я не хочу, чтобы кто-то мог сказать, что, когда Бруно Маспи был в больнице, его отец и пальцем не пошевельнул.
— В итоге получается, что вы не любите Бруно?
— Это тебя не касается, зануда!
— А я хочу вам сообщить: когда мы с Бруно поженимся, мы уйдем от вас!
— И куда же вы уйдете?
— Туда, где вы о нас больше не услышите! Мы не нищие! И если семья Маспи в нас не нуждается, мы тоже как-нибудь обойдемся без нее!