Когда я наконец пришел в себя, оказалось, что я иду в сумерках по Гудзон-стрит в северном конце Гринвич-Виллидж. Взгляд мой упирался в ничем не примечательное светло-серое квадратное здание вдалеке. Скорее всего, это был Всемирный торговый центр высотой тысяча триста пятьдесят футов. Потом его заслонило от меня улыбающееся лицо моего сына, профессора университета.
— Джастин! — воскликнул я.
— Фриц! — обрадовался он. — Мы уже начали немного волноваться. Где ты был? Нет, это, конечно, не мое дело. Если ты ходил на свидание с девушкой, то можешь не рассказывать.
— Спасибо, — поблагодарил я. — Я что-то устал и слегка замерз. Нет, никаких свиданий, просто побродил по своим памятным местам. И получилось дольше, чем я ожидал. Манхэттен изменился за то время, что я не был на западном побережье, но не очень сильно.
— Становится холодно, — сказал Джастин. — Пошли вон в то заведение с черной вывеской. Это «Белая лошадь». Сюда частенько заходил выпить Дилан Томас. Говорят, он нацарапал несколько стихотворных строчек на стене в туалете, но их потом замазали.
— Хорошо, — согласился я. — Только закажем кофе, а не эль. Или, если нельзя кофе, тогда колу.
Я не склонен к выпивке, потому что не люблю говорить тосты.
