отправили на пальму (верхняя нара) отсыпаться от карцера. Лежа наверху, в относительно спокойной обстановке, я стал анализировать все то, что раньше рассказывал обо мне Сеня Семин. Мы оказывается со слов Сени были хорошими друзьями, хотя мне кажется Сеня просто меня использовал как новенького молодого и как начклуба. Точнее помещение, которым я заведовал, для своих донжуанских целей. Но я не в обиде, Сеня принадлежит к категории тех людей, на которых не возможно долго сердится или обижаться. Такие люди находят себе друзей-приятелей просто перекинувшись парой тройкой слов. И вот его уже считают своим, обмениваются адресами, приглашают в гости и т. д. и т. п. Одним словом, такие люди считались душой компании. Так вот, в июне этого года, я закончил двухгодичное Ташкентское военно-политическое училище, в которое был направлен по комсомольской путевке в 1936 году. После успешного окончания училища и присвоения мне звания младшего политрука, положенный отпуск, провел дома в Краснодаре в кругу матери (имя отчество Сеня не помнил) и сестры Наташи четырнадцати лет отроду. Отец погиб в начале 30-х годов гоняясь за бандами белоказаков. После отпуска прибыл для дальнейшего прохождения службы в Ленинградский военный округ в штаб 92 стрелковой дивизии, где приглянулся дивизионному комиссару Гарбовичу. За месяц до моего прибытия был арестован начальник клуба старший политрук Ампилов, вот меня временно на его место и назначили. Проработал я начклубом полтора месяца и взяли меня, когда я ездил в город за новыми кинофильмами, где-то между городом и военным городком. Еще от Сени узнал, что в училище меня приняли в 17 лет, то ли помогли сослуживцы отца, то ли я написал небожителям письмо, а может и то и другое вместе. Но факт остается фактом. Я в теле которому 19 лет. Настоящий Николай Григорьевич Чуйко скорей всего погиб при допросе, потому что еще какого либо присутствия в этом теле я не чувствую Так, что Коля будем жить — а теперь спать. Ночью я был разбужен сокамерником с которым теперь делил спальное место. Перед тем как забраться наверх спать, он вручил мне непонятную квадратную конструкцию, похожую на ящичек без крышки и со словами — ужин, — и в два приема забрался на верхнюю нару. Квадратная конструкция оказалась банальной тарелкой, состоящей из пяти свернутых в несколько раз газет, наполненной ячневой кашей. Видя мое удивление, сокамерники с видимым удовольствием шепотом рассказали о данном ноу-хау (посуда, тарелки, ложки, кружки после приема пищи изымаются). Берется пять половинок газет, каждая сворачивается в несколько слоев и одна из сторон натирается стеарином (свечкой). Потом собирается натертой стороной внутрь и скрепляется между собой хлебным мякишем. Только горячее наливать, насыпать нельзя. Только остывшее иначе стеарин растает, мякиш раскиснет. Вместо ложки дали хорошо подсушенную корочку хлеба — кушай Коля. И потом всю ночь развлекались — задавая мне как новенькому банальные вопросы что, где, когда. А утром после завтрака была баня. Как я ее ждал. То, что мои кальсоны и рубаха (по инструкции у военных всегда в тюрьме отбирали военную форму) из белых превратились в вонючие и черные от въевшийся грязи и пота — это здесь сплошь и рядом. Но то, что на теле появились потертости, покраснения и маленькие язвочки меня сильно раздражало, заставляло постоянно чесаться и чувствовать дискомфорт. Нас вывели из камеры, построили по два и два выводных (выводной — внутренние перемещения: баня, санчасть, прогулочные дворы, и т. д.) один впереди один сзади наконец то повели нас в баню. Тюремная баня это отдельная песня. Общий зал где все разуваются и оставляют свою одежду на лавках покамерно, то есть каждая камера отдельно. Слева и справа находятся душевые на 2, 4, 6, и 10 человек, но, так как тюрьма переполнена, загоняют где для 2-4х человек, 4–8 человек и т. д. Банщик (только сотрудник) объявляет каждой камере время помывки 10–15 минут и, если в предыдущую помывку камера чем-то провинилась, время помывки может быть сокращено. Помощник банщика (назначается только из уголовников), по команде банщика откручивает или закручивает вентиль холодной и горячей воды), а за отведенное время нужно помыться и успеть постираться. При этом мыло выдается одно на четверых — как хочешь так и мойся. Все это я знал из прошлой жизни, поэтому раздеваться не стал, только разулся. Чтобы успеть помыться и постираться, надо в одежде стать под душ и пока она отмокает мыть голову, потом тело, начиная сверху постепенно раздеваясь. А вот стирать в первую очередь нужно со штанов. Я думаю — это понятно. На рубаху время может просто не хватить. Мне как самому грязному дали мыло первому и пустили под душ. Мой тезка бывший комсорг какого-то института, с которым я делил душ, с помощью сложенной в несколько раз нитки и еще одного человека, резал второй брусок мыла на четыре части.