— Товарищ младший политрук то, что вас выпустили из НКВД, где вы потеряли память, не дает вам право забывать о дне рождения Комсомола, который будет отмечаться 29 октября. И вы, как начальник клуба, должны были уже подготовить программу праздничного концерта и предоставить мне на утверждение. И смотрите, вы себя слишком много ведете! Я вообще не понимаю как вам, мальчишке, могли доверить такую должность. Я снимаю с себя всякую ответственность по подготовке концерта и возлагаю ее на вас. За все, что вы натворите сами и будете отвечать. Кстати, Чуйко, что вы как маленький, опять не брились!
— Голова болела, плохо себя чувствовал вот и не успел.
— Как это голова болела? Это же одна кость, она болеть не может! Запомните, Чуйко, что губит командира? Пьянство, воровство, женщины. Не пей, не гуляй, не воруй! Если еще и работать будешь, слава сама тебя найдет!
Даа, вот это сказанул, он хоть сам понял.
— Товарищ полковой комиссар мне нужны люди, которые умеют играть на музыкальных инструментах, а те, которых приписали к клубу, пока я отсутствовал, они могут только копать или не копать.
— Это как? — удивленно посмотрел на меня он.
— Они не умеют играть вообще, ну разве только на нервах.
— Так научите их товарищ Чуйко играть на разных там балалайках.
Он, что так шутит. Нет, вон лицо какое серьезное. Мама дорогая, куда я попал.
— Товарищ полковой комиссар, если я начну их учить то к 29-му концерт подготовить мы не успеем. Прошу разрешения отобрать людей в комендантской роте и у связистов.
— Что их будете учить?
АХРЕНЕТЬ. Вот это у меня начальник, про таких только в книгах читал.
— Нет, я надеюсь, там найдутся красноармейцы уже умеющие играть на балалайках.
— Хорошо, но смотрите мне, здесь вам не там. Понятно?
— Понятно, товарищ полковой комиссар.
— Все идите Чуйко, мне не до вас.
Через несколько дней я случайно услышал разговор двух командиров. Так вот, наш ИИИ попал в армию в прошлом году по какому-то там спецпризыву. Он абсолютно не готов к армейской жизни, до этого он работал парторгом в собесе и наверное его в армию просто сбагрили. Образование только начальное, завышенное самомнение, авторитетом на старом месте не пользовался, в царской армии не служил, но гражданскую войну встретил начальником вещевого склада. В этой должности он и провоевал всю гражданскую. Наверное, там он и научился разговаривать как фельдфебель. Одним словом — пустой, никчемный человек, неожиданно получивший много власти. Ладно — это все лирика, и я направился к себе домой, точнее говоря на службу, так как дом и служба у меня совмещены. Как начальнику клуба мне достались: киномеханик, художник, скрипач, трубач (было больше, но осенью ушел на дембель почти весь оркестр) и мой заместитель замполитрук со старшинской пилой в петлицах — Шишко Тарас Романович.
— Тарас ты знаешь, что у нас праздник на носу? — спросил я сидевшего напротив меня за столом в моей комнате и разливавшего из чайника чай по кружкам своего зама.
— День комсомола 29-го будет, — осторожно поставив чайник на стол, ответил Тарас.
— Так вот дорогой Тарас праздника не будет, если мы его не подготовим. Слушай сюда, нам, вернее тебе, придется побегать и поискать среди красноармейцев, умеющих играть на каких-либо инструментах, умеющих петь и танцевать. Разрешение от начальства получено. Понятно?
— Понятно. А вы чем будите заниматься, Николай Григорьевич?
— А я пройдусь по командирским женам, вдруг там певуньи есть.
— Ага, по бабам значит.
— Дурак ты Тарас и уши у тебя холодные. Сказано, певуньи нам нужны и пианино вон простаивает. И вообще, начальство не обсуждают. Все давай иди, озаботь личный состав уборкой клуба, а мне надо еще план концерта набросать за пару часиков, — зевая, сказал я.
5
— Колька, живой, выкарабкался.
Пытаясь понять кто держит меня на весу и сжимает мою тушку так, что вот вот затрещат ребра я очумело хлопал сонными глазами.