Оттолкнувшись от стены, я кивнул собственным мыслям, уже приняв решение по поводу Барби. Пообещал два дня – значит, так тому и быть. Посмотрим, чего стоит эта девушка.
У дома меня встретил Диего. Старик дремал на веранде, облокотившись на перила. Стоило ему услышать звук моих шагов, он встрепенулся и, протерев глаза, сообщил:
– Что-то меня сморило. Это все волшебный голос Элли.
Я вопросительно заломил бровь.
– Она поет для Хлои. Правда, репертуар… не самый удачный, но зато эффект есть.
– Ты уснул, – согласился я. – А как насчет моей племянницы?
– Разве ты слышишь, чтобы Хлоя плакала? – удивился старик. – В доме тишь, мир и благодать. Но, все же, надо написать ей пару колыбельных.
Вздохнув, я прошел мимо чересчур улыбчивого сегодня Диего и вошел в пугающий тишиной дом.
Сразу направившись в детскую, удовлетворенно вздохнул, увидев Хлою в люльке. И тут же услышал злобное шипение справа. Обернувшись, наткнулся на бешеный взгляд новой няни. Она просто полыхала от гнева.
– Вы чего? – оттаскивая меня из комнаты, тихо ругалась она. – Зачем так громко вздыхать? Вы ее разбудите!
– Да она спит, как убитая, – обалдело проговорил я, наблюдая, как Элеонора осторожно прикрывает дверь, при этом на ее лице отражаются все спектры ужаса.
– Уф-ф, – няня отерла лоб и на цыпочках приблизилась ко мне. – Думать надо! Я тут три часа укладывала ребенка, чтоб вы разбудили ее по халатности! Пеняйте на себя, если Хлоя проснется!
После этой фразы, Элеонора быстро развернулась на пятках и прошла в ванную комнату, круто покачивая затянутыми в джинсовые шорты бедрами. Я простоял на месте еще некоторое время, пытаясь осознать сразу два факта: у няни есть характер, и она меня отчитала, как мальчишку. Своего работодателя.
Гневно сведя брови на переносице, я пошел за ней, чтобы раз и навсегда прояснить, кто на этой ферме хозяин, но, снова, остановился, как вкопанный, уставившись на длиннющие босые ноги Элеоноры, стирающей что-то в тазике. Она стояла сильно пригнувшись, остервенело терла мылом по ткани и тихо приговаривала:
– Хватит. Достало. Сейчас я просто лягу и усну, а утром все будет по-другому. Я проснусь в прекрасном настроении, выспавшаяся и счастливая…
Я ухмыльнулся. Ну-ну…
– Хлоя встает в шесть. Иногда в пять. Лучше к этому времени уже приготовить смесь, тогда она может поесть спросонья и снова улечься. Но, если будете готовить уже после пробуждения, то смело запасайтесь терпением часа на три-четыре. Ее любимые игрушки в синем пластмассовом контейнере с изображением слоненка Дамбо.
Элеонора обернулась, сдула челку с глаз и только потом разогнулась, бросая недостиранную вещь в мыльную воду.
– То есть, как в пять? Кто ее к этому приучил? Вы что, садист?
– Природа ее так приучила, мисс Ридли, – я облокотился о дверной косяк и, с нескрываемым удовольствием, наблюдал, как меняется лицо няни, отображая всю гамму испытываемых ею чувств: от непонимания, до осознания собственного прокола и, наконец, краски стыда на щеках.
– Не все дети встают ночью, чтобы поесть, – выдохнула она, отворачиваясь и снова приступая к стирке, но, на этот раз, как-то неловко – мыло, то и дело, выскальзывало из ее рук.
– Все, – припечатал я. – Уж так они устроены, мисс Ридли. Но, вы ведь знаете это лучше, чем я, с вашими-то рекомендациями и опытом.
– Конечно, знаю. – Она снова сдула челку со лба. – Не сомневайтесь.
– Угу, – я отодвинулся от косяка и, уже покидая ванную комнату, добавил, ни к кому конкретно не обращаясь: – Ладно, посмотрим, что принесут нам следующие два дня.
Я снова вышел из дома, бросив взгляд на настенные часы. Восемь. Значит, Хлоя встанет и того раньше.
Диего все еще был на веранде, на этот раз он присел и почесывал живот чуть поскуливающей Пусе. Та лежала на деревянном полу и закатывала глаза от удовольствия. Больше того, от хгм...удовольствия, у Пуси проявилось явно выраженное мужское достоинство.
– Это что такое? – я обескуражено смотрел на собаку.
– Да вот, – усмехнулся Диего, – думаю, дай поглажу девочку, а он ко мне брюхом развернулся. Вот тебе и Пуся с розовым бантиком.
– Она что, совсем больная? – я оглянулся на дом, пытаясь сдержать в себе порыв пойти и немедленно уволить Барби. – Кто называет кабелей такими именами и заплетает им хвостики с лентами?