— Ты хочешь сказать, — продолжает он, — что никто не был здесь, чтобы собрать доказательства? Чтобы провести зачистку? Сфотографировать? Ничего такого?
Челюсть Линкольна щелкает, когда он прислоняется к стене и рассеянно почесывает Моне за ухом.
— Гейб сделал несколько снимков, но кроме этого… — Он проводит рукой по щетине на подбородке. — Нет.
— И тебе это не показалось странным? — Я наклоняю голову, игнорируя то, как мое тело все еще гудит от нашего взаимодействия.
На его лице появляется снисходительная усмешка.
— Вы знакомы с нашей местной полицией?
Я съеживаюсь, двигаясь вперед, чтобы забраться на борт.
— В его словах есть смысл, — бормочу Алексу.
Перегнувшись через край, я всматриваюсь в палубу лодки, разглядывая деревянный пол и синюю отделку, идущую по краям. Она потрепана от многолетней работы, но в остальном... действительно чистая. Мой лоб морщится, трепет спиралью проходит через мою грудь. Поднимаю ногу, чтобы запрыгнуть на борт, но нога цепляется за борт, и я падаю вперед, вытягивая руки, чтобы упереться в пол и смягчить приземление.
Только до падения не доходит.
Линкольн грубо хватает меня за талию, притягивая к себе. Я сжимаю пальцы вокруг его предплечий и тяжело выдыхаю, мое сердце колотится о ребра.
Поворачиваюсь, пока не встречаюсь с ним взглядом, наши лица так близко, что я вижу слабые белые линии, проходящие через его радужку, и покалывание пробегает по мне, когда тот сжимает руки вокруг моей талии. Его взгляд отскакивает от моего рта и возвращается вверх, пальцы сильнее впиваются в ткань моей одежды.
— С-спасибо, — заикаюсь я.
Тень проходит по его лицу, и мужчина отталкивает меня.
— Слоан, — начинает Алекс, пробираясь на палубу, чтобы встать рядом со мной.
Я прочищаю горло, отряхивая куртку спереди.
— Я в порядке.
Скольжу взглядом по палубе к штурвалу и медленно прохожу по периметру, воссоздавая небольшие фрагменты информации, которые нам дали, чтобы сформировать в своем сознании связный образ. Подхожу ближе к укрытию от непогоды, представляя, как нахожу расчлененное тело, запутавшееся в веревках ловушки для омаров. Мое сердце колотится в груди, разум затуманивается, в висках начинает пульсировать. Основная часть лодки чистая, все на своих местах, сайдинг и полы блестящие и безупречно чистые. Подозрение просачивается сквозь меня, густое и тяжелое, и я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на Линкольна.
— Вы же были на этой лодке, когда нашли тело?
Его губы сжаты.
— Ваша следственная работа просто потрясающая. Серьезно.
От раздражения у меня сжимается грудь.
— Кто здесь убирал?
— Что?
— Твоя лодка. — Я машу рукой вокруг. — Ее почистили. И криминалисты еще даже не были здесь, так что не уверена, почему ты решил, что это хорошая идея — стереть все до того, как у нас будет возможность все осмотреть. На случай, если не знаешь, мы это называем «фальсификация».
Его глаза горят гневом.
— Господи, черт возьми. Я все это время отсиживался в участке. Ты действительно предполагаешь, что у меня было время все убрать за те десять минут, которые потребовались вам двоим, чтобы спуститься сюда из моего грузовика?
— Я ничего не предполагаю. — Я пожимаю плечами.
Алекс подходит ко мне.
— В ее словах есть смысл.
Линкольн вздыхает, его руки поднимаются и ложатся на макушку.
— Ну, разумеется.
— Это просто странно, вот и все, — отрезаю я. — Ты все это время ругался из-за того, что мы вообще были на твоей лодке, а теперь мы здесь, никакой полиции в поле зрения и полированный пол. — Я указываю вниз. — Как будто и трупа никогда не было.
— Я же сам вызвал копов, — говорит Линкольн сквозь зубы.
— Но это не совсем так, не так ли? — говорит Алекс. — Твой друг вызвал.
Что-то острое укололо меня в живот при осознании того, что история Линкольна просто не складывается. Я не хочу, чтобы он был подозреваемым, но мужчина чертовски затрудняет свое оправдание.
— Еще раз, кто был с тобой?
Его глаза останавливаются на мне.
— Разве вы не должны уже это знать, детектив?
Я ухмыляюсь.
— Просто перепроверяю.
— Гейб, — говорит он. — Он мой шурин.
— И полицейский, верно? — добавляет Алекс.
— Он... — Линкольн проводит рукой по своей вязаной шапочке, выдыхая и опуская большую руку вниз. Мои внутренности сжимаются. — Да. Он полицейский.
Мой разум проносится через возможные сценарии. Неужели возможно, что здешнее полицейское управление настолько неадекватно? Я никогда не слышала, чтобы так лажали в такой ситуации, когда они даже никого не посылают на место преступления, но вот мы здесь, и никого не видно.
— И это он сделал фотографии? — спрашиваю я.
Линкольн кивает.
— Да. Послушайте... Вы, ребята, его не допрашивали? У меня действительно нет на это времени. Сделайте еще несколько снимков, если хотите, обыщите всю чертову каюту. — Он протягивает руку к двери, ведущей внутрь. — Просто делайте все, что нужно, и убирайтесь к черту с моей лодки.
И с этими словами мужчина перепрыгивает через борт, несется вниз по причалу и исчезает.
Алекс присвистывает, засунув руки в карманы.
— Очень странно. Может, нам пойти за ним?
Я качаю головой.
— Нет, давай просто сделаем все, что в наших силах, и вернемся в участок. — Я иду внутрь и открываю дверь, стараясь не обращать внимания на то, как сжимается моя грудь.
Потому что у меня нехорошее предчувствие, что Линкольн Портер только что из объекта оперативного интереса превратился в подозреваемого.
ГЛАВА 7
Прошло несколько дней, с тех пор как детектив Слоан и ее лакей с щенячьими глазами устроили беспорядок на моей лодке, практически разобрав судно в попытке найти хоть какие-то улики.
В течение нескольких дней после их первоначального расследования в моей жизни не было покоя, хотя это в меньшей степени связано с тем фактом, что за мной следят, а скорее с воспоминаниями о теле Слоан, прижатом ко мне.
Я не должен был прикасаться к ней; должен был позволить ей упасть плашмя на ее милое личико.
Поделом бы ей было за то, что настояла на том, чтобы взглянуть на мою лодку.
К сожалению, меня воспитывали в хороших манерах. Помогать. А ее напарник был слишком занят, уставившись в пространство, чтобы понять, что Слоан едва хватает роста, чтобы достать мне до груди, не говоря уже о том, чтобы забраться в лодку без посторонней помощи. Добавьте к этому тот факт, что я мог бы сказать, что женщина не привыкла находиться так близко к открытой воде, и все вместе это было рецептом катастрофы.
Теперь я застрял, пытаясь стереть мягкое ощущение ее бедер, то, как мои пальцы впивались в них при малейшем прикосновении. Как ее пухлые губы приоткрылись в тот момент, когда у нее вырвался вздох и эти яркие глаза встретились с моими, умоляя о чем-то.