Медленно скольжу большим пальцем по ее крошечному личику, и вздох проходит через мою грудь, лопаясь, как воздушный шарик, в ту секунду, когда начинает звонить мой стационарный телефон. Пронзительный звук разрезает воздух, пугая меня.
Быстро закрываю коробку, засовываю ее обратно в тумбочку и задвигаю ящик. Когда добираюсь до телефона, я делаю мысленную заметку перенести коробку на свою лодку, благодарный, что портлендские детективы пропустили ее, когда обыскивали дом.
Мне не нужно, чтобы еще больше людей думали, что я сумасшедший, а если бы они увидели наброски, статьи и теории внутри, то отправили бы меня в психбольницу.
Думая, что звонит мама или Дейзи, я беру трубку, не глядя на идентификатор абонента, вздрагивая, когда на линии раздается другой голос.
— Ну, я проверила твое алиби, — щебечет детектив Слоан, яркая интонация ее голоса заставляет мои внутренности скручиваться. — Либо ты околдовал этих горожан каким-то заклинанием, либо действительно был у Пити в ночь убийства.
Моне подбегает, усаживаясь у моих ног и утыкается носом в мое бедро, пока я не начинаю чесать его под подбородком.
Я усмехаюсь в трубку, прислоняясь плечом к стене.
— У меня нет привычки лгать, детектив.
— Нет, — соглашается она. — Просто уклоняешься от правды.
Несмотря на раздражение, уголок моего рта приподнимается.
— Есть ли причина, по которой ты звонишь? Уже далеко за полночь, и ходят слухи, что несколько часов назад я был освобожден от ответственности как лицо, представляющее интерес для департамента полиции.
— Ты представляешь интерес для меня, — выпаливает Слоан, и свистящее дыхание, которое раздается на линии, заставляет мой пульс участиться, даже когда она начинает отступать.
Я практически могу представить розовый румянец, окрашивающий ее красивые щеки, и тепло пробегает по моему позвоночнику, собираясь в паху.
— Для дела, конечно, — выпаливает она, внезапно задыхаясь. — Я думаю, что ты мог бы быть чрезвычайно полезен, помогая мне найти убийцу Альты Мэй.
Зажмурив глаза, я делаю глубокий вдох, стараясь не дать своему раздражению вырваться наружу.
И терплю неудачу.
— Уверен, что мы уже установили тот факт, что я не хочу иметь ничего общего с вами или вашим расследованием, — говорю я, мой голос тверже, чем хотелось. Но, как и непроизвольный мышечный спазм, я, кажется, не могу это сгладить. — После той гребаной недели, через которую ты заставила меня пройти, почему это должно измениться? Думаешь, я буду благодарен за то, что ты наконец сделала свою чертову работу и очистила мое имя?
Она говорит сквозь зубы — я слышу это по тому, как коротки и высокопарны ее слова. Принудительны.
— Моя работа заключается не в том, чтобы доказывать невиновность людей, мистер Портер. А в том, чтобы найти виновных и убедиться, что они предстанут перед судом.
«Черт, почему мне нравится, когда она так меня называет?»
Я прочищаю горло.
— Это взаимоисключающие должностные обязанности? Неудивительно, что ты еще не заслужила повышения в должность специального агента.
Тишина пронизывает воздух, создавая безмолвие, которое нервирует меня. Это ползет по моей коже, которая покрывается волдырями в местах соприкосновения, и мне почти стыдно за этот комментарий.
— Вижу, ты провел свое расследование, — говорит Слоан, и на линии слышится какое-то шарканье.
Мой член пульсирует при мысли о том, что женщина звонит мне из своего номера в мотеле на краю острова. Она в постели разговаривает со мной?
Она голая?
Моргая от натиска непристойных мыслей, изображающих все способы, которыми мне хотелось бы, чтобы детектив растянулась на моем матрасе, я пожимаю плечами, хотя она меня не видит.
— Я очень информированная цель.
— Ты вообще не цель! — огрызается она, разочарование просачивается в ее в остальном приятный тон. — Это то, что я пытаюсь тебе сказать, но ты, черт возьми, отказываешься слушать. Все, что меня волнует — это найти человека, который убил одного из ваших горожан. Тебя совсем не волнует тот факт, что тело было найдено в твоей ловушке, или тебе действительно наплевать на всех, кроме себя? Насколько нам известно, это могло быть сделано специально, но, полагаю, для тебя это не имеет значения.
Эта боль в моей груди открывается, шире, чем раньше, проходя точку невозврата. Тот факт, что тело запуталось в моей ловушке, даже не смутил меня, потому что, честно говоря, это происходит не в первый раз.
Канаты тяжелые, а буи опасны. Каждое лето мне приходится тратить улов, чтобы освободить хотя бы одного человека, и поэтому я решил, что тело Альты Мэй в моей ловушке было просто неудачным совпадением.
Но знание того, что ее, возможно, поместили туда нарочно, напрягает мои мышцы, беспокойство заполняет низ живота, как бетон, плотный и тяжелый, когда оседает там.
— В смысле «сделано специально»? — спрашиваю я.
— Только не говори мне, что бывший «морской котик» не знает, что такое возможно.
— Конечно, знаю, — огрызаюсь я, мое и без того истощенное терпение иссякает. — Просто я был слишком занят вашими допросами, как гребаного террориста, чтобы обращать много внимания на что-то другое.
Женщина отвечает не сразу, и я задаюсь вопросом, не потому ли это, что она дала мне представление об этом деле, чего, вероятно, не следовало делать.
— Это смешно, — говорит Слоан, и в конце ее предложения слышится недоверчивый смешок. — Ты смешон. Теперь я думаю, что ты определенно подкупил бармена, чтобы она рассказала мне о тебе хорошие вещи.
Мои брови приподнимаются, тело замирает.
— Ты говорила с Изой?
— Да, мистер Портер. Как еще я могла бы подтвердить твою историю?
По какой-то причине, взаимодействие этих двоих даже не приходило мне в голову, хотя должно было, так как Иза — единственная, кто когда-либо работал в баре у Пити. Единственная, кому я бы доверил готовить свои напитки.
— Она говорила о тебе так, словно ты Божий дар этому маленькому городку, — продолжает Слоан, насмехаясь. — Честно говоря, я этого не вижу.
Я ухмыляюсь про себя, бросая взгляд на входную дверь, когда завывающий ветер проносится в воздухе, усиливая ощущение Хэллоуина на острове Скельм.
— Полегче там, Стрелок. Похоже, ты ревнуешь. Мы с Изой были друзьями в течение долгого времени, могу заверить, что нет ничего такого, из-за чего тебе стоит так беситься.
Наступает долгая, многозначительная пауза, а затем Слоан разражается смехом. Это звучит маниакально и похоже на гиену, скорее насмешливо, чем забавно, и я ловлю себя на том, что хмуро смотрю на свою собаку, задаваясь вопросом, в чем, черт возьми, проблема этой девушки.
— Прощай, Линкольн.
Телефон отключается, а затем остаюсь только я, Моне и гудок, пока шум вокруг нас не становится статичным.
— Тебе когда-нибудь надоест это делать?
Оглядываясь через плечо на Гейба, я наблюдаю, как он толкает тачку к клумбе рядом с моей, высыпая грунт на кирпичный край. Развернувшись, я выдергиваю ключ со дна поддельного камня и кладу его в карман, прежде чем у Гейба появится шанс увидеть, где мистер Дженсен его хранит.