— Художники страстны, да, но они также неутомимы. Как только они решаются на что-то, для них почти невозможно сдаться, пока это не будет доведено до совершенства, а это не тот стандарт, которого многие хотели бы придерживаться.
Жар отливает яростными волнами между нами, пламя вспыхивает там, где я провожу подушечками пальцев по хлопчатобумажному материалу ее рубашки.
Я хочу сжать ткань в кулаке и притянуть девушку к себе, чтобы доказать, насколько глубока моя страсть — показать ей это существо глубоко в душе, грубое и низменное, которое течет по моей крови, взывая к ней.
Каждый гребаный день с тех пор, как она приехала в город.
— Как давно ты рисуешь? — шепчет Слоан, как будто боится нарушить тот транс, который удерживает нас вместе.
— С тех пор как был ребенком, — говорю я, мои губы двигаются отдельно от остального тела. — Мой отец предложил это как способ справиться...
Слоан наклоняет голову.
— Чтобы справиться? С чем?
— Ты задаешь слишком много вопросов.
— Я детектив, — указывает она.
Эти слова подобны ведру ледяной воды, и она брызгает на меня, гася огонь, который она ранее вызвала. Я прочищаю горло и отодвигаюсь, отстраняясь от женщины с легким покачиванием головы.
Уверен, что Слоан думает, будто я не вижу ее рывка вперед или того, как она поворачивает свое тело перед прыжком. Я разворачиваюсь в тот же момент, когда девушка взлетает в воздух, задевая меня, прежде чем врезается в стену.
В одно мгновение ее рука вырывается вперед, и вырывает блокнот у меня из рук, открывая третью пару глаз, которые я пытался нарисовать сегодня. Однако ни один из набросков не получился, в их двумерных глубинах чего-то не хватало, чего именно я до сих пор не могу понять.
Слоан смотрит на страницу, молчит несколько секунд, напряжение пронизывает каждую мою мышцу, пока я жду реакции. Часть меня ожидает еще одного легкого вздоха или даже комплимента.
Вместо этого я получаю усмешку.
— Ты болен, знаешь это?
Я моргаю, моя голова откидывается назад, как будто девушка протянула руку и ударила меня.
— Прошу прощения?
— Думаешь, это смешно? — кипит она, по-видимому, искренне встревоженная, впервые с тех пор, как я с ней встретился. — Что ты сделал, Линкольн? Собрал обо мне информацию, узнал о Портлендском Костюмере и решил, что хочешь отомстить мне, заморочив голову?
— Портлендский что? Слоан, я…
Она бросает блокнот обратно в мою сторону, и я ловлю его как раз в тот момент, когда девушка бросается к двери, ее гибкое и кошачье тело скользит вокруг разбитой лампы в центре комнаты.
Тем не менее, мои ноги почти вдвое длиннее ее, и поэтому я бросаю блокнот на скамейку позади себя и устремляюсь к двери как раз в тот момент, когда девушка берется за ручку.
Подгоняемый адреналином, я внезапно врезаюсь в спину Слоан, захлопывая дверь. И сжимаю руки вокруг ее тела, как клетка, поглощая основную тяжесть силы столкновения с твердой поверхностью, а затем ни один из нас не делает резкого движения.
Я даже не уверен, дышим ли мы.
Сопротивляясь, Слоан покачивает бедрами, по-видимому, не осознавая, что это заставляет ее восхитительную задницу тереться о мой пах. Не подозревая о реакции моего члена на это движение.
— Господи, черт возьми. Что происходит прямо сейчас?
— Почему бы тебе не сказать мне? — Она скрипит зубами, отталкиваясь и заставляя меня вздрогнуть. Мои руки крепче сжимаются вокруг нее, и я стараюсь не сосредотачиваться на том, как ее сиськи непристойно прижаты ко мне. — Что за парень тусуется в заброшенном маяке с привидениями, рисуя лицо женщины, которую, по его словам, он терпеть не может?
Смех клокочет у меня в горле.
— Кто-то слишком самонадеян. Какого черта мне рисовать тебя?
— Я не знаю. Может быть, так ты пытаешься преодолеть свое презрение?
— Если это так, то почему ты так волнуешься? Я думал, ты хочешь, чтобы я был более сговорчивым.
Слоан качает головой, сжимая пальцы, и я отстраняюсь ровно настолько, чтобы окинуть взглядом ее зад, восхищаясь тем, как ее силуэт вырисовывается в верхнем освещении — пятном солнечного света на фоне черного неба.
Только когда ослабляю хватку, я замечаю, что девушка дрожит. Комок застревает у меня в горле, обжигая пищевод, и я медленно отстраняюсь от нее, держа одну ладонь на верхней части ее позвоночника на случай, если ей понадобится поддержка.
Не уверен, почему она так встревожена, но практически чувствую, как от нее исходит страх, и это вызывает вспышку чего-то раскаленного в моей груди.
Что бы ни случилось с ней раньше — информация, которую Гейб удобно упустил, когда я попросил рассказать о ней, — это явно повлияло на нее, и часть меня сейчас чувствует себя немного виноватой за то, что спровоцировал это.
Хотя я и не знаю, что такого сделал, учитывая, что на рисунках изображена не она.
Сделав глубокий вдох, Слоан медленно поворачивается, прижимаясь к двери, и моргая смотрит на меня. Моя грудь болит, когда эти глаза встречаются с моими, гнев смешивается с желанием, когда я теряюсь в этих лазурных оттенках.
Ей требуется мгновение, чтобы сосредоточиться; женщина быстро моргает, словно стряхивая пыль с ресниц, а затем прочищает горло, выпрямляет спину и вздергивает подбородок. Одна рука лежит на кобуре с пистолетом, другая на бедре — только я вижу, что дрожь не совсем утихла.
Но притворяюсь, что ничего не замечаю.
— Они не твои, — говорю я тихим голосом, поднимая большой палец, чтобы провести им по нижней губе. Она отслеживает движение, зрачки расширяются. — Во всяком случае, не намеренно. Если я подсознательно черпаю вдохновение из реальной жизни, то ничего не могу с этим поделать.
Слоан кивает, похоже, принимая этот ответ.
— Тогда кого ты рисовал?
Сжимаю челюсть.
— Просто... кое-кого, кого я когда-то знал.
— Мистера Дженсена?
— Я трачу свое минимальное свободное время на то, чтобы рисовать старика? Нет. — Я хмурюсь, отступаю назад и складываю руки на груди, моя защита встает на место. — Кстати, что тебе от него нужно?
— То же, что и от вас, мистер Портер.
И вот так мои стены снова воздвигаются, как и ее, восстанавливая нашу первоначальную динамику, как будто я не был свидетелем ее очень личного момента.
Я ухмыляюсь, позволяя своему взгляду опуститься на ее туфли, прежде чем медленно поднять его обратно. Жар горит за моими веками, желание распространяется по телу, как прилив энергии.
— Хочешь трахнуть смотрителя маяка?
Слоан усмехается, хотя ее лицо все равно краснеет.
— Кто-то слишком много о себе думает.
Моя ухмылка трансформируется в полноценную улыбку.
— Спорим, ты обо мне тоже думаешь, а, Стрелок?
С этими словами я поворачиваюсь на каблуках и направляюсь в противоположный конец комнаты, беру свой блокнот и засовываю его под мышку. Женщина скользит вправо, позволяя мне рывком открыть дверь, хотя все мое тело кричит от усилий, которые требуются, чтобы дистанцироваться.