Она поджимает губы.
— У вашего полицейского управления есть такое оборудование?
— У них даже нет собственной формы, — говорю я. — Каждый комплект взят напрокат в магазине академии в Кэмдене. Если кто-то умирает при исполнении служебных обязанностей, магазин предоставляет участку скидку за этот квартал.
Ее нос морщится, и она как раз собирается сказать что-то еще, когда Гейб возвращается, прерывая ее.
— Коронер должен быть здесь через несколько минут. Очевидно, захватить сидр важнее, чем мертвое тело. Кто знал?
Слоан выгибает бровь, бросая взгляд на чашку Гейба, когда он берет ее с крыши ее машины и подносит к губам.
— Разве это не сидр?
Он делает глоток, затем ухмыляется.
— Ага.
— Мне нужно позвонить своему партнеру, — говорит Слоан, делая шаг в сторону от нас двоих. У меня внутри все переворачивается, хотя я знаю, что она ничего не имеет в виду под «партнером». — Дам ему знать, что происходит, чтобы он мог вернуться в город.
Алекс уехал? Киска. Позволить Слоан приехать на остров, чтобы провести расследование в одиночку?
«А если бы меня здесь не было? Оказалась бы она на месте Симоны?»
Эта мысль бешено крутится в моем мозгу, противореча раздражению, которое вызывает во мне ее существование, и я пытаюсь подавить ее. Пытаюсь замаскировать это под своей ненавистью ко всему, за что она выступает, но даже когда делаю это, правда всплывает на поверхность, вызывая у меня тошноту, когда я вспоминаю, как сильно мне понравилось то, что мы делали на маяке.
Голос Гейба прорывается сквозь туман в моем мозгу, свет рассеивает густой туман, от его слов у меня сводит живот.
— Возможно, ты захочешь сделать это позже, потому что Пол Дженсен только что вышел из своего дома впервые за десять лет.
ГЛАВА 14
Пытаюсь скрыть удивление от слов Гейба, но, честно говоря, тщетно. Я предположила, что смотрителя маяка не было дома, поэтому, когда оборачиваюсь и вижу размытую тень мужчины, маячащую на крыльце коттеджа, мои брови взлетают до линии волос.
Дом небольшой, не похоже, что он не услышал, как я стучу.
Мужчина высокий и подтянутый, его лохматые и неопрятные серебристо-белые волосы светятся в тусклом желтом свете фонаря на крыльце. И когда он спускается с крыльца и топает к нам — что-то болтается у него в руке — я могу сказать, что, по крайней мере, когда-то он был в хорошей форме.
— Что ты имеешь в виду, впервые за десять лет? — спрашиваю я Гейба.
— Я имею в виду, что он не выходит из этого дома. Никогда.
Я поворачиваюсь, чтобы встретиться взглядом с Гейбом, мои внутренности переворачиваются от его заявления — и, возможно, немного от того факта, что он так спокоен и собран на месте убийства — почти так, как будто его это не беспокоит. Хотя, полагаю, что живущему в стеклянном доме не следует бросать в других камни.
— Он должен был когда-нибудь выйти, — отвечаю я. — Как бы ему удалось выжить? Получать еду? Кто-то же должен был ему помогать?
Гейб делает еще один глоток сидра и кивает головой в сторону Линкольна.
— Спроси любовничка.
Линкольн вздыхает, и я перевожу взгляд на него, игнорируя трепет в животе, когда он встречается со мной взглядом.
— Значит, вы близки?
— Это не имеет значения, — отрезает он.
Гейб усмехается.
— Очень даже имеет. Ты приходишь сюда каждую неделю.
Шок проходит через меня.
— Серьезно?
Линкольн пожимает плечами.
— Не похоже, что он бы сам о себе позаботился.
— Судя по тому, что я слышала, он кажется немного сумасшедшим. — Я прикусываю внутреннюю сторону губы.
— Он не сумасшедший, — огрызается Линкольн. — Он скорбит. А придурки в этом городе никогда не проявляли к его семье или к нему элементарной человеческой порядочности или уважения.
Я фыркаю.
— Забавно слышать это от тебя.
Линкольн прищуривает глаза.
— Он этого заслуживает.
Огонь разливается по моим венам от его слов, напоминая мне обо всех причинах, по которым позволить ему засунуть свой язык мне в рот было ужасным решением. Я открываю рот, чтобы ответить, но не успеваю, когда хруст гравия отвлекает мое внимание.
Взгляд Линкольна смягчается, когда скользит мне за спину, и что-то острое ударяет меня в грудь, зная, что он никогда не посмотрит на меня так. С теплотой.
Стряхиваю с себя это чувство, напоминая себе, что мне все равно не нужно, чтобы я ему нравилась. Я здесь не для этого. У меня есть работа, которую нужно сделать — начиная со смотрителя маяка и мертвых тел, появляющихся на его территории и вокруг нее.
Развернувшись, я впервые сталкиваюсь лицом к лицу с Полом Дженсеном. Холод заставляет меня вздрогнуть, когда я смотрю на него. Его плечи расправлены, челюсть сжата, когда мужчина смотрит на нас сверху вниз, взгляд его темно-синих глаз перебегает с Гейба на Линкольна, а затем на меня, его кулак сжимается вокруг того, что я теперь вижу — винтовки. Враждебность изливается из его тела и врезается в меня, как таран, но помимо этого, есть тяжесть, которая резонирует вокруг него, и это очень похоже на горе.
Это невозможно не заметить, и немного гнева течет по моим венам, удивляясь, как люди в городе могли пропустить это, когда это насыщает воздух только от того, что мужчина существует в нем.
Или, может быть, замечают, но им просто все равно. Мой взгляд возвращается к Линкольну.
— Мистер Дженсен, рад видеть вас на свободе, — говорит Гейб с дразнящей легкостью в голосе.
Смотритель маяка хмыкает в ответ, и я медленно осматриваю его, от поношенных джинсов на ногах до рваной фланели, свисающей с его худого тела. Я пытаюсь взглянуть на него глазами детектива, а не глазами человека с сочувствием, но я бы солгала, если бы сказала, что это легко.
— Какого черта ты делаешь на моей территории? — Его голос грубый, как наждачная бумага по коже, как будто он не использовал его годами.
И это больше, чем меланхолия, которая просачивается из его пор, заставляя мою грудь сжиматься. Грустно, что ему не с кем поговорить.
«Одиночество может свести с ума даже самых здравомыслящих людей».
Линкольн вздыхает.
— Привет, мистер Дженсен. Извини за все это. — Он размахивает руками вокруг. — Я подсыпал здесь грунт, и ну...
Я перевожу взгляд с него на свежий грунт на грядках в саду перед домом.
«Линкольн сделал это?»
— Мне не нравится, что ты притащил копов, — говорит мистер Дженсен.
Челюсть Линкольна подергивается.
— Поверь мне, это был не мой выбор.
— О, да ладно, мистер Дженсен, мы не все плохие, — вставляет Гейб, выпрямляясь с того места, где он прислонился к своей машине. — Но нам действительно надо разобраться, почему на твоей территории находится мертвая женщина. — Он наклоняет голову. — Ты что-нибудь знаешь об этом?
Мой взгляд сужается, в животе нарастает раздражение от того, что Гейб пытается взять на себя вопросы. То, что он фактически обвиняет смотрителя в убийстве, не принесет нам никакой пользы.