Алекс перелезает, и я чувствую его пристальный взгляд на своей шее, когда провожу руками по системе управления, проверяя, все ли в порядке.
— Да, Морган оптимистка. Не уверен, что она в тебе нашла, но, эй, она всегда любила благотворительность.
Подавив смешок от его явной попытки вывести меня из себя, включаю двигатель и поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как Гейб бежит по причалу, а Моне рядом с ним.
— Какого черта он здесь делает?
— Третья пара глаз не помешает, не так ли? — говорю я, пожимая плечами. — Подумал, что у вас двоих вместе действительно может быть шанс что-то заметить.
Моя собака и лучший друг запрыгивают, Гейб останавливается, чтобы оттолкнуть нас от пирса обеими руками, а затем мы удаляемся от каюты, напряжение в воздухе такое же густое, как туман, сгущающийся вокруг нас.
Гейб бросает мне пластиковый контейнер.
— Мама передала тушеное мясо.
Я ухмыляюсь, в животе урчит, когда пикантный аромат достигает моих ноздрей. Отодвигая его в сторону, переключаю передачу и направляю нос лодки в сторону ловушек, которые бросил вчера, стремясь поскорее покончить с этой ночью.
Я не собираюсь торчать здесь с ними три дня, как это было со Слоан.
«Можешь называть меня Морган», — сказала она, и у меня по спине пробегают мурашки при воспоминании. Мысль о том, чтобы произнести это имя сейчас, когда я провел всю свою жизнь, оплакивая ее, вызывает волну беспокойства по моей коже, просачиваясь, как пот, и забивая поры.
— Итак, почему бы нам не обсудить факты? — говорит Алекс после нескольких минут молчания, явно пытаясь, по крайней мере, найти точки соприкосновения. Он указывает на маяк, затем на темнеющий горизонт. — Мы ищем серийного убийцу, на случай, если вы двое не знали.
Гейб фыркает, откидываясь на пластиковое сиденье скамейки и закидывая лодыжку на одно колено.
— Серьезно? Я думал, это мальчишник.
Закатив глаза, Алекс достает ноутбук из чехла, висящего у него на плече, опускается на противоположный конец скамейки и открывает его.
— Итак, то, что мы знаем до сих пор, это… ну, на самом деле ничего. У нас есть тела, но нет доказательств. Никаких реальных подозреваемых и никаких связей, кроме…
— Церковная группа моей мамы. — Крепко сжимаю руль, костяшки пальцев белеют.
— Да, — говорит Алекс, печатая что-то на ноутбуке. — Что вы можете рассказать мне о них?
— Разве вы уже не опросили их друзей и семьи? — спрашивает Гейб.
— Да. Теперь я спрашиваю вас двоих.
Он переводит взгляд с Гейба на меня и опускает туда, где Моне сидит у моих ног, наблюдая за ним своими большими карими глазами. Алекс ерзает, прочищая горло, и я почти смеюсь над тем, как неуютно ему в присутствии лабрадора.
— Не так уж много можно сказать, — отрезаю я, раздражение проходит по моей грудине. — Я не могу дать тебе лучшего представления об этих дамах. Они пекут, сплетничают, посещают службу каждое воскресенье. Может, тебе стоит поговорить с моей матерью?
— Твоя мать не покровительствует главного подозреваемого в этом деле, — говорит Алекс, приподнимая темную бровь. — Итак, я думаю, что лучший вопрос заключается в том, какие отношения были у этих дам с Полом Дженсеном?
Мой желудок скручивает, желчь обжигает основание горла, когда лицо Пола вспыхивает в моем сознании. Каким невозмутимым он казался из-за возможности того, что его дочь жива, как будто точно знает, что этого не может быть.
Несмотря на то, что я был непоколебим в своей защите старика, семена сомнения начинают прорастать, корни путаются во мне, когда я задаюсь вопросом, что произошло ночью после того, как мы высадили Морган. Что, если я верил человеку, который этого не заслуживал?
Впервые с тех пор, как все это началось несколько недель назад, впервые с момента исчезновения Морган и ее матери, я не могу перестать задаваться вопросом, приложил ли он руку к их последнему дню на острове Скельм.
И если он способен убить свою жену и ребенка… кому еще он мог причинить вред?
ГЛАВА 28
Запах дома моего детства успокаивает. Пахнет ванилью и свежестью. Мама утверждает что это естественный запах, но я точно знаю, что он от ароматизатора, который она раскладывает в вентиляцию.
Прошло слишком много времени, с тех пор как я была здесь в последний раз. С тех пор, как я видела или нашла время проведать своих родителей.
— Значит, ты закончила то дело? — спрашивает мама, раскатывая тесто на мраморной столешнице на островке кухни.
Я качаю головой и делаю глоток кофе.
— Нет, просто захотела повидаться. Соскучилась.
Мама улыбается. Каштановые пряди волос падают на лоб, когда она наклоняется вперед, вдавливая костяшки пальцев в тесто.
— Ты всегда можешь вернуться жить домой.
Смеясь, я ставлю чашку кофе на стол.
— Я конечно люблю тебя, но никаких шансов.
Ее улыбка становится шире, и она пожимает плечо.
— Стоило попытаться.
Поворачиваюсь, взгляд скользит по открытой обеденной зоне, которая ведет в маленькую гостиную.
— Где папа?
— На рыбалке. Будет дома позже вечером. — Она делает паузу в своем занятии. — Мы скучаем по тебе, когда тебя нет рядом.
Тепло убаюкивает ребенка внутри меня, заставляя испытывать ностальгию по более простым временам. По тем временам, когда я была ребенком и мне не о чем было беспокоиться — на моих плечах не лежал груз трех убитых женщин и целого города.
— Эй, как думаешь, мы могли бы посмотреть старые фотографии, пока я здесь?
Руки мамы замедляются, и она отступает, вытирая испачканные мукой ладони о фартук. Ее голова качается вверх и вниз, карие глаза с любопытством смотрят на меня.
— Зачем?
Я пожимаю плечами.
— Там становится одиноко, и я, наверное, хотела предаться воспоминаниям.
Это не совсем ложь. По дороге я ломала голову, пытаясь вспомнить, когда в последний раз просматривала фотографии с того времени, когда была ребенком, и не могла вспомнить ни одного случая.
— Хорошо, — говорит она. — На чердаке есть коробка, я принесу ее позже. Ты ведь останешься на ночь, верно?
— Я думала о том, чтобы приехать всего на один день, но... — Я смотрю на часы на плите. — Да. Я останусь.
Правда в том, что, хотя я знаю, что мне нужно вернуться на остров Скельм, часть меня не хочет этого. Мысль о том, чтобы провести ночь в полном одиночестве в хижине Линкольна, где кошмары могут преследовать мой мозг, заставляет меня хотеть забыться сном в более уютном месте.
И хотя хижина Линкольна не вызывает неудобств, это все же уединенное место на краю лесистой и водной местности.
Именно там бы произошло убийство, если бы это происходило в кино.
Но, наверное, жизнь не похожа на кино.
И все же, раз уж я здесь, то могла бы с таким же успехом насладиться покоем. Провести немного времени с родителями и прихватить несколько «доказательств», чтобы развеять ту сумасшедшую теорию, которую Линкольн внезапно всколыхнул в своей голове.