Пульсация пронзает мой мозг, когда я пытаюсь вспомнить остальное, но опускается туман, делая образы моего сна мутными и неясными. Вздыхая, тянусь к тумбочке, включаю лампу и вслепую хватаю дневник, который держу у кровати. Не требуется много времени, чтобы записать заметки из того, что я помню, и, хотя у меня нет четких воспоминаний, знаю, что это чувство будет преследовать меня всю оставшуюся ночь.
Так всегда бывает.
Бросаю взгляд на часы, ярко-красные цифры впиваются в мои усталые глаза.
Три часа ночи.
Потягиваясь, я сбрасываю одеяло и иду к своему шкафу, хватаю старую университетскую толстовку, а затем направляюсь к входной двери, хватая ключи от своей «Хонды».
Это было моей рутиной в течение последних трех недель. С тех пор как начались кошмары. Снова. У меня они часто случались в детстве. Каждый раз одно и то же.
Мама пичкала меня мелатонином и ромашковым чаем, пытаясь успокоить настолько, чтобы я заснула без сновидений, но это никогда не помогало. Пока однажды они просто не прекратились.
На улице холодно, хруст листьев под моими ботинками громкий, когда я спешу к своей машине, запускаю двигатель и включаю отопление, держа замерзшие руки перед вентиляционными отверстиями. Как только снова чувствую свои пальцы, я включаю задний ход, выезжаю от своей квартиры, проезжаю мимо зажженных фонарей, стоящих вдоль крыльца внутреннего дворика, и сворачиваю на главную дорогу.
Мне даже не нужно думать о том, куда я еду.
Остров Скельм.
На самом деле я там никогда не была — чтобы добраться до него, нужно сесть на паром, — но последние несколько недель я пробиралась к спуску, сидела на пустой парковке и абстрагировалась, пока солнце не показывалось из-за горизонта, сверкая над туманной водой.
По какой-то причине это единственное место, которое успокаивает мой мозг и позволяет мне просто быть; до такой степени, что я забываю о времени.
Сегодня не исключение.
Не уверена, сколько времени проходит, это могут быть минуты или часы, но, когда возвращаюсь к реальности, я каким-то образом оказываюсь снаружи своей машины, прислонившись к перилам на краю причала. Меня переполняет беспокойство из-за недостающего отрезка времени.
Осматриваюсь, густой туман стелется по земле. Мурашки пробегают по моим рукам, и я поворачиваюсь, глядя на скалистый остров, задаваясь вопросом, что именно заставляет меня возвращаться.
Движение в стороне привлекает мое внимание, и я прищуриваюсь, наклоняясь вперед. Лодка. Такая крошечная, что я едва могу ее разглядеть, но она все равно там, проплывает мимо маяка, который похож на темную башню на краю утеса.
Звук голосов разносится в воздухе, заставляя мой позвоночник напрягаться, мое сердце колотится в груди, как будто я делаю что-то противозаконное.
Спешу обратно к своей машине, на этот раз даже не дожидаясь восхода, разворачиваюсь на стоянке и совершаю часовую поездку к своей квартире в центре Портленда.
Мой телефон вибрирует, как только я оказываюсь у входной двери. Достаю его из кармана толстовки вместе с ключом от дома, имя Алекса всплывает на экране.
— Чувак, сейчас семь утра, — скулю я, отвечая.
Он смеется, мягкий, шумный смешок, который распространяется по моей груди, как теплое одеяло, его фамильярность заставляет меня чувствовать себя довольной впервые за все утро.
— Carina3. — Его прозвище для меня скользит в трубке. — Прекрати это дерьмо и давай сюда. У сержанта есть новое дело, он хочет, чтобы мы занялись им.
Моя спина выпрямляется, ключ дрожит, когда я вставляю его в замок.
— Серьезно?
— М-м-м, — напевает Алекс. — И ты захочешь им заняться.
Я улыбаюсь, энергия разливается у меня внутри, волнение от нового дела прогоняет сонливость. Толкая входную дверь, вхожу внутрь, тепло квартиры обдает мое лицо, щеки горят от перепада температуры.
— Конечно, захочу, — усмехаюсь я. — Что ты знаешь?
— Ты когда-нибудь бывала на острове Скельм?
ГЛАВА 3
Альта Мэй Дэвис.
Как и большинство жителей острова Скельм, она жила здесь всю жизнь. Работала в средней школе вместе с моей матерью до ее выхода на пенсию и до своей смерти вела малоподвижный образ жизни, наблюдая за птицами и занимаясь йогой на рассвете.
В отличие от моей матери, которая, кажется, неспособна замедлиться, особенно после потери моего отца несколько месяцев назад. Как будто боится, что в нее проникнет печаль, если она будет слишком неподвижна.
Крепко сжимаю пенопластовую чашку, которую мне сунули в руки несколько минут назад, кофе кремового цвета восстанавливает мои нервные окончания. Даже если не буду пить это дерьмо, по крайней мере, оно хоть как-то отвлекает, пока я застрял в полицейском участке.
Прошло несколько часов, с тех пор как Гейб сообщил о найденном теле, и столько же времени, с тех пор как судмедэксперт предъявил ее для опознания. С момента нашего прибытия я забился в угол, ожидая, когда меня отпустят домой.
Взбешенный тем, что этого никак не происходит.
Полиция острова Скельм известна своей некомпетентностью — как впрочем, и любое другое отделение в этой стране. Добавьте к этому острую нехватку финансирования и здравого смысла, и у вас есть представление о наших местных правоохранительных органах, с их плохой репутацией из-за незавершенных дел и несправедливых обвинений.
По мере того как тикает минутная стрелка на настенных часах, я изо всех сил стараюсь не сосредотачиваться на липких полах и пустой болтовне вокруг меня, а вместо этого ловлю себя на том, что прочесываю свой мозг в поисках моего последнего общения с Альтой.
Что-то, что могло бы очеловечить ее в моем сознании, стереть неопределенность по отношению к ее трупу. Но я продолжаю приходить с пустыми руками.
Поставив чашку на колено, чтобы не дергаться от раздражения, я зажмуриваюсь и опускаюсь на своем синем пластиковом стуле, прислонившись головой к бетонной стене позади меня.
— Линкольн Портер нашел ее? — шипит голос рядом со мной. — Который «морской котик»?
Я даже не утруждаю себя взглядом, сознавая, что каждый полицейский в участке сейчас, по крайней мере, одним глазом смотрит на меня, любопытство, очевидно, мешает им эффективно выполнять свою работу.
«Боже, это место — полный бардак».
— Бывший «морской котик», — отвечает кто-то еще, и теперь я подглядываю, замечая тощего коротко стриженного офицера, сидящего на столе в нескольких ярдах от меня, скрестив руки на груди, разговаривающего с коллегой-женщиной. — Так сказал капитан. Она попала в его рыболовную сеть, и, когда он начал вытаскивать ее, дно вывалилось из-за мертвого веса.
Из моего носа вырывается фырканье, привлекающее внимание офицера Оливера Клепски. Все это очень похоже на игру в испорченный телефон.
Он приподнимает бровь, глядя на меня, ерзая на краю стола. В отличие от Гейба, исполнение служебного долга для Клепски лишь пустой звук — и с тех пор, как вырос рядом с ними обоими, я не понаслышке знаю, насколько он ожесточился со времен детских лет.