Прижимая ее ладонь к моей груди, я надавливаю на нее рукой; мое сердце так сильно бьется о ребра, что я чувствую это через нее, и девушка поднимает взгляд из-под опущенных ресниц.
— Неужели для тебя это ничего не значит? — спрашиваю я, сухожилия на моей шее напрягаются, когда она слегка сжимает свои пальцы.
Ее ноздри раздуваются.
— Откуда мне знать, что ты просто не нервничаешь из-за того, что находишься в церкви? Полагаю, ты тут бываешь нечасто.
Я сдвигаюсь, мой пах касается ее живота, и поднимаю бровь.
— Мой член обычно не становится твердым, когда я нервничаю, Стрелок.
Она открывает рот, чтобы снова запротестовать, но я поднимаю руку, прикрываю ее губы ладонью и двигаюсь так, что мы пятимся через комнату.
Когда упираемся в стол, преграждающий нам путь, Слоан фыркает через нос, и я толкаю ее так, что она садится на край.
— Ты не хочешь притворяться, прекрасно. — Скользнув одной рукой под ее рубашку и скользя вверх по ее боку, я провожу пальцами по изгибу ее груди, сглатывая. — Хочешь обвинить меня, тоже хорошо. Но не отказывай мне в этом. Не заставляй меня чувствовать себя еще более сумасшедшим, чем я уже, блядь, себя чувствую.
Медленно убираю руку от ее рта, провожу ею вниз по ее шее, зацепляя кончиком пальца ее рубашку. Затем опускаю девушку спиной на стол, чтобы провести губами по пути моих пальцев.
Не оказывая никакого давления, скольжу губами по ее плоти. Высовываю язык, чтобы попробовать на вкус ее пульс, когда я достигаю впадины в ее горле; она дрожит, почти выгибаясь, и я ухмыляюсь, желая сохранить в памяти ее реакцию навсегда.
— Линкольн... — выдыхает она, голубые глаза смотрят на меня сверху вниз, когда я начинаю опускаться на колени. — Это здесь совершенно неуместно.
— Не могу придумать лучшего места для акта поклонения, — бормочу я, скользя руками по ее изгибам, останавливаясь на ее бедрах.
— Я должна работать.
Поигрывая петлями ее ремня, я поднимаю бровь.
— Я быстро.
Девушка колеблется, прикусывая нижнюю губу, и я начинаю чувствовать легкое головокружение. Так близко к раю, но все равно лишен доступа.
Проводя указательным пальцем по шву ее джинсов, я надавливаю там, где, я знаю, ей это нужно. В тот же миг ее бедра сжимаются, и я ухмыляюсь, порочный восторг разливается по моим венам.
— Позволь мне покаяться в моих грехах.
— В грехах?
Я киваю, рисуя круги на ее втором пульсе.
— Ненависть. Ревность, всякий раз, когда чертов Алекс смотрит на тебя так, словно хочет тебя съесть. Как будто он думает, что справится с работой лучше меня.
— Никогда, — шепчет она, запрокидывая голову.
Мой рот наполняется слюной, когда девушка издает легкий стон, приподнимая бедра навстречу моему прикосновению. И на этот раз, когда я двигаюсь, чтобы стянуть с нее штаны, она позволяет мне.
ГЛАВА 34
С меня хватит.
Я устала бороться с тем, что происходит между нами.
Тем более, что я не могу с ним спорить. Между нами есть что-то особенное. С той секунды как мы встретились, нас связывает невидимая связь, что-то, что привязывает к месту, независимо от того, как сильно прилив пытается утащить меня прочь.
И кроме всего этого, если я не уступлю сейчас — не позволю ему заставить меня почувствовать что-то настоящее, я потеряюсь в хаосе в своей голове.
Потому что Линкольн прав.
У меня аллергия на клубнику. А шрам на моей руке от укуса. Хотя, как рассказывают родители, это от злобного чихуахуа, с которым я играла, когда мне было семь. Я никогда не подвергала сомнению эту историю.
Но и не могу точно вспомнить это событие.
И если буду думать об этом слишком долго, то начну сомневаться во всем остальном. Начну задаваться вопросом, почему, когда я пытаюсь определить чувства, которые должны сопровождать воспоминание, они отсутствуют, как будто их и не было с самого начала.
Поэтому, когда Линкольн толкает меня на стол и стягивает мои джинсы с бедер, бросая их в кучу на полу, я сдаюсь.
Мне надоело притворяться, что я этого не хочу.
Парень обхватывает мою лодыжку и скользит рукой вверх по моей икре, его губы мягкие, когда прокладывают дорожку поцелуев по моей коже. Покалывание пробегает по мне, заставляя мой желудок сжиматься. Его ладони продолжают свой путь, скользя по внутренней стороне моих бедер, по их следу пробегают мурашки, и его пальцы впиваются, сжимая плоть. Боль резкая и внезапная, но жало лишь посылает всплеск возбуждения, пронзающий меня, моя спина выгибается, когда я смотрю на него сверху вниз с того места, где лежу на столе.
Высовываю кончик языка изо рта, чтобы облизать нижнюю губу, и смотрю в сторону двери. Сердце замирает, когда я вспоминаю, где мы находимся. Что я собираюсь позволить городскому герою съесть меня прямо на столе проповедника.
Но сам Бог мог бы войти в эти двери, и я бы умоляла Линкольна не останавливаться.
Он широко раздвигает мои ноги, пока мышцы не растягиваются, создавая восхитительную боль. Наклоняясь, мужчина скользит носом по шву моих трусиков, заставляя мой пресс сжиматься, а бабочек выпорхнуть, как из пушки.
— Скажи мне то, что я хочу услышать, милая, — хрипит Линкольн, его предплечье прижимается к моему животу, пока я не застываю на месте.
— Ч-что ты хочешь услышать? — заикаюсь я.
Он целует внутреннюю сторону моего бедра, и мое сердце колотится в груди.
— Что я не сумасшедший.
— Ты не сумасшедший, — повторяю я в ответ, хотя не уверена, что верю в то, что говорю.
Еще один поцелуй, на этот раз в противоположную сторону, свободной рукой он дразнит край моих трусиков.
— Скажи мне, что ты не ненавидишь меня.
Запускаю руки в его волосы, пальцами крепко сжимаю пряди, пытаясь удержать себя на земле, когда спираль начинает сжиматься внутри меня.
Линкольн едва прикасается ко мне, и все же я уже на грани, отчаянно желаю почувствовать, как его язык облизывает складочки моей киски.
— Я не ненавижу тебя, — шепчу я.
На этот раз мне не нужно задаваться вопросом, верю ли я в это. Я никогда по-настоящему не ненавидела его.
Парень носом продолжает скользить взад и вперед, слегка касаясь моего клитора. Он пульсирует под дразнящим прикосновением, поток влаги покрывает ткань и скользит вниз к внутренней стороне моих бедер.
Никогда раньше я не была так возбуждена.
Мои внутренности трепещут, тело доведено до безумия, не желая ничего больше, чем чувствовать его рядом со мной. Чтобы Линкольн погасил огонь, который разжигает в моих венах.
— Скажи мне, — шепчет он, его слова выдыхаются, как горячий воздух, который обволакивает каждый мой нерв.
Я стону, закатывая глаза, зубами впиваясь в нижнюю губу.
— Скажи мне, что ты моя. Что ты не позволишь ни одному другому ублюдку прикоснуться к тебе.
Мое сердце замирает, и я делаю глубокий вдох.