— Нет, от ресторана третий дом — ответила она.
Как бы почувствовав, что я начну расспрашивать о 44 квартире и ее обитателях, она разговорилась. Учится здесь скучно, хочет переводиться во Владик, там и интереснее и знакомых побольше.
— Делать тут нечего — рассказывала она далее — одна учеба да ресторан этот по вечерам, все остальные рестораны гуталином пропахли.
Слушая ее нехитрый рассказ, я видел, что чувствует она себя не так напряженно, как до визита к Виктору. Далее ее вопросы переключились на меня. Я, вкратце, рассказал, кто я есть и зачем я здесь, добавив, что гуталин находится в моем прямом подчинении.
— А нельзя этому гуталину пахнуть не так сильно — попыталась сострить она, но было видно, что встретить здесь выпускника МГИМО она уже разуверилась.
— Прикажем — заверил я ее.
Квартира дедушки, как и одежда Ирины, была обставлена просто и со вкусом. Просторные комнаты, коридор, кухня. В спальне я обнаружил огромную кровать, явно не дедушки с бабушкой.
— Сама купила — был ответ на мой вопрос, — люблю большие кровати и больших мужчин.
В гостиной мне приветливо мигал светодиодами музыкальный центр " Р1опеег", занимавший целый угол комнаты.
— Ну что, Иринушка, — провозгласил я — дискотека начинается
— Валяй — согласилась она со мной.
Накрыв нехитрый стол, мы расположились в креслах. Музыкальный центр, отрабатывал свое японское происхождение прекрасной музыкой, я любовался своей собеседницей и откровенно жалел, что так рано женился. От вина и разговора, который я старался направить к сути своего визита, она захмелела. Часы показывали полвторого ночи, самое время начинать целоваться в соседней комнате.
— Подожди — она поднялась — мне надо покурить.
— Чего покурить, — удивился я — и так накурено, хоть разгоняй руками.
Ира молча подошла к комоду, отодвинула нижний ящик и достала большую коробку. Это были папиросы "Герцеговина Флор", я помню их с детства, очень красивая упаковка. Подойдя к столу, она уселась и открыла коробку. В ней, ровным слоем, лежали папиросные гильзы. Рядом с ними отдельно находились две плоские коробочки. Достав из них табак и какой-то грязно-серый порошок, она быстро смешала их и ловко набила папиросу.
— Попробуешь — предложила она, — очень конкретная вещь, не пожалеешь.
— Нет — в сердцах ответил я, чувствуя, что праздник мой стремительно летит к финишу, а у нее, похоже, только начинается.
По комнате поплыл сладкий, терпкий дым. Ира, закрыв глаза, сидела напротив меня и ровными, глубокими затяжками курила свой праздник. Лицо ее, чуть-чуть повернутое вверх, к потолку, было бесстрастно. Об удовольствии говорили только пальцы рук, которые постоянно подрагивали, будто пытались что-то погладить.
— Подождем, не надо торопиться, надо так надо, может все будет нормально — размышлял я, поскольку в отношениях с наркоманами был тогда еще человеком "девственным".
— Кажется, перестаралась — неожиданно, как бы про себя, тихо произнесла Ира, не открывая глаз.
Прошло еще минут десять. Моя красавица так и сидела в кресле, не меняя позы. Докуренная папироса тлела в ее пальцах, которые уже не подрагивали. Я поднялся, вынул окурок и затушил его. Прошелся по комнате, заглянул в кухню. В холодильнике стояла бутылка коньяка, выпил пол стакана, закусил сигаретой.
— Надо уложить тело в кровать — решил я — и самому рядом. Утро вечера мудренее, надежда, как говорят, умирает последней, может быть оклемается.
— Ира, радость моя, пойдем спать — на ухо сказал я девушке. Провел рукой по лицу, попытался потрепать за плечо.
— Не надо, подожди, пожалуйста — тихо, как из могилы, отозвалась она.
Через 15 минут Ира на мои прикосновения уже не реагировала. Я поднял ее на руки, отнес в спальню. Зажег у изголовья ночник, он был сделан в виде старинного замка. Бойницы его светились красноватым светом, ровно настолько, чтобы рассмотреть протянутую руку. Густой красный полумрак, незнакомая комната, красивое тело девушки, лежащей с раскинутыми руками. Мне вдруг сделалось так жутко, что я невольно передернул плечами. Раздевая ее, я опять услышал невнятные просьбы, подождать, которые стали переходить в угрозы. Ощущение такое, будто человек просто лежит с закрытыми глазами и не хочет тебя видеть. Стянув с нее джинсы, я хотел, было, укрыть ее одеялом, но вдруг увидел маленькие кровоподтеки у нее на ногах, чуть повыше колен. Проведя рукой, я почувствовал сетку множественных уколов. На тыльной стороне сгибов рук была та же картина.
— Вот тебе и красота и простота. Водолазка и джинсы. Да ей ни в чем другом и носу нельзя высунуть. Тьфу, вот напасть — жалел я, разглядывая атласное тело.