- Это вам надо следить за моими словами, адвокат Лайтвуд: я так сужу, что вы будете отвечать за последствия! - Потом, медленно и торжественно отбивая такт правой рукой по ладони левой, он начал: - Я, Роджер Райдергуд, из Известковой Ямы, промышляющий на реке. сообщаю вам, адвокат Лайтвуд, что Джесс Хэксем, обыкновенно прозываемый на реке и на берегу Стариком, сам сказал мне, что это его рук дело. Мало того, я слышал из ею собственных уст, что это его рук дело. Мало того, он сам сказал, что это его рук дело. И в том я присягну!
- Где же он вам это сказал?
- На улице, - отвечал Райдергуд, по-прежнему отбивая такт; голову он держал упрямо набок, а глазами зорко следил за своими слушателями, уделяя равное внимание и тому и другому, - на улице, перед дверями "Шести Веселых Грузчиков", около четверти первого ночи - только я не возьму греха на душу, не стану присягать из-за каких-нибудь пяти минут разницы - в ту ночь, когда он выудил тело. "Шесть Веселых Грузчиков" все так же стоят на своем месте. "Шесть Веселых Грузчиков" никуда не убегут. Если окажется, что его не было в ту полночь у "Шести Веселых Грузчиков", значит я соврал.
- Что же он говорил?
- Я вам скажу (записывайте, другой хозяин, больше я ни о чем не прошу). Сначала вышел он, потом вышел я. Может, через минуту после него, может, через полминуты, может, через четверть минуты; присягнуть в этом не могу и потому не стану. Знаю, что значит давать показание под присягой, правильно?
- Продолжайте.
- Вижу, он меня дожидается, хочет что-то сказать. Говорит: "Плут Райдергуд", - меня обыкновенно так зовут, - не потому, чтобы оно что-нибудь значило, оно ничего не значит, а так, больше для складу.
- Оставьте это в стороне.
- Извините меня, адвокат Лантвуд, это все правда, а правду я в стороне не могу оставить, никак не могу и ни за что не оставлю. "Плут Райдергуд, говорит, мы нынче вечером повздорили с тобой на реке". Так оно и было: спросите его дочку. "Я пригрозил, говорит, отшибить тебе пальцы перекладиной, а не то так и мозги выбить багром. Потому я тебе грозил, что ты уж очень разглядывал то, что у меня было на буксире, а еще и потому, что ты уцепился за планшир моей лодки". Я ему говорю: "Старик, это мне понятно". А он мне говорит: "Райдергуд, таких людей, как ты, на десяток один приходится", - может, он сказал и на два десятка один, наверно не помню, потому и беру цифру поменьше, - я знаю, что значит давать показание под присягой. "А когда, говорит, люди дорожат жизнью или часами, тогда надо глядеть в оба. Были у тебя подозрения?" Я говорю: "Были, Старик; мало того, и сейчас есть". Он весь задрожал и говорит: "Насчет чего?" Я говорю: "Дело нечисто". Он еще сильней затрясся и говорит: "Оно и было нечисто. Я на Это пошел из-за денег. Не выдавай меня!" Вот этими самыми словами он и выразился.
Наступило молчание, нарушаемое только падением углей сквозь решетку. Доносчик воспользовался паузой и утерся своей мокрой шапкой, размазав грязь по лицу и шее, что отнюдь его не украсило.
- Еще что? - спросил Лайтвуд.
- Это вы насчет чего, адвокат Лайтвуд?
- Насчет всего, что идет к делу.
- Ну, ей-богу, я вас не понимаю, хозяин, - сказал доносчик льстивым тоном, заискивая перед обоими, хотя с ним говорил только один. - Чего же еще? Разве этого мало?
- Спросили вы его, как он это сделал, где он это сделал, когда он это сделал?
- До того ли мне было, адвокат Лайтвуд! Я был не в себе, да так, что не мог ни о чем больше спрашивать, хотя бы мне заплатили вдвое против того, что я надеюсь заработать в поте лица! Я бросил с ним работать. Расплевался с ним окончательно. Не мог же я переменить того, что было сделано, а как стал он просить и молить: "На коленях тебя прошу, не выдавай меня, старый товарищ!" - я одно только ответил: "Не говори со мной больше, даже не гляди на меня!" - и теперь я его чураюсь.
Произнеся эти слова с особым нажимом, чтобы придать им больше веса и значения, мистер Райдергуд без спросу налил себе еще вина и, словно прожевывая его, уставился на свечу, держа стакан в руке.
Мортимер взглянул на Юджина, но тот мрачно смотрел на бумагу и не ответил ему взглядом. Мортимер опять повернулся к доносчику и спросил:
- И долго вы были не в себе, любезный?
Прожевав, наконец, вино, доносчик проглотил его и ответил кратко:
- Целый век!
- Это когда поднялся такой шум, когда правительство назначило награду, когда вся полиция была на ногах и по всей стране только и было разговоров, что об этом преступлении, - с раздражением сказал Мортимер.
- Ага! - очень не скоро и хрипло отозвался мистер Райдергуд, несколько раз подряд кивнул головой в знак того, что помнит. - И был же я не в себе тогда!
- Это когда в ходу были самые дикие подозрения, когда все ломали голову, строя догадки, когда с часу на час могли арестовать десятерых невинных! - почти с горячностью произнес Мортимер.
- Ага! - отозвался Райдергуд тем же тоном. - И был же я не в себе все это время!
- Но тогда, видишь ли, он еще не видел возможности заработать столько денег, - сказал Юджин, начертив на бумаге женскую головку и время от времени подправляя ее пером.
- Тут другой хозяин попал в самую точку, адвокат Лайтвуд! Вот это меня и подтолкнуло. Сколько раз я, бывало, ни старался облегчить свою душу, а все не мог. Один раз чуть было не сознался мисс Аби Поттереен, да так и не мог - вон ее дом, он никуда не денется, да и сама она не помрет скоропостижно, пока вы до нее доберетесь, - спросите у нее! Наконец того, пропечатали новое объявление, а подписано оно было вашей собственной фамилией, адвокат Лайтвуд, вот тогда я и раскинул умом и спросил себя, неужели мне целый век с этим мучиться? Неужели так-таки никогда не избавиться? Неужели все так и думать больше о Старике, чем о себе самом? Что же, что у него дочь, а у меня разве нет дочери?
- И эхо отозвалось?.. - подсказал Юджин.
- У тебя есть дочь, - твердо ответил мистер Райдергуд.
- Кстати упомянув при этом, каких она лет? - спросил Юджин.
- Да, хозяин. В октябре исполнилось двадцать два. А потом я подумал: "В рассуждении денег. Денег целая куча". Ведь так оно и есть! - к чему это отрицать? - со всей прямотой заявил мистер Райдергуд.
- Браво! - произнес Юджин, тушуя нарисованную им женскую головку.
- Денег там куча: но разве грех рабочему человеку, который каждую корку хлеба, добытую в поте лица, поливает своими слезами, - разве грех такому человеку заработать их? Разве есть какой запрет насчет этого? Вот я и рассудил по совести, как долг велит: "Можно ли так говорить, не осуждая адвоката Лайтвуда за то, что он предлагает такие деньги?" А разве мне полагается осуждать адвоката Лайтвуда? Нет, не полагается.
- Да, - сказал Юджин.
- Разумеется, хозяин, - согласился мистер Райдергуд. - Так вот я и решил облегчить свою совесть и заработать в поте лица то, что мне предлагают. И мало того, - прибавил он, вдруг разъярившись, - я намерен получить эти деньги! А теперь я говорю вам, адвокат Лайтвуд, раз и навсегда, что Джесс Хэксем, по прозванию Старик, совершил это дело, тут его рука, и ничья другая, он сам мне в этом сознался, А я передаю его вам и хочу, чтобы его забрали. Нынче же ночью.
После новой паузы, нарушаемой только падением угольев сквозь решетку, которое привлекало к себе внимание доносчика, словно звон денег, Мортимер наклонился к своему другу и шепнул:
- Полагаю, мне придется идти с ним в полицию к нашему невозмутимому другу.
- Да, ничего не поделаешь, - отвечал Юджин.
- Ты ему веришь?
- Верю, что он сущий мошенник. Но, может быть, он и правду говорит, на сей только раз и в своих целях.
- Что-то не верится.
- Это ему не верится, - сказал Юджин. - Но и его бывший компаньон, которого он обличает, тоже не внушает доверия. Оба они, видно, одного поля ягоды. Мне хотелось бы спросить у него одну вещь.
Предмет этого совещания, косясь на угли в камине, силился подслушать, что говорят, но прикидывался равнодушным, как только один из "хозяев" взглядывал на него.
- Вы упомянули дочь этого Хэксема (дважды, мне кажется). - сказал Юджин вслух. - Быть может, вы хотели намекнуть, что она знала о преступлении?
Честный человек, подумав сначала, - возможно подумав о том, как его ответ повлияет на заработок в поте лица, - безоговорочно ответил: