Она вскочила на ноги. Он стоял очень тихо и только отодвинулся дальше в тень стены, будучи уверен, что не он ее потревожил. Она отворила дверь и крикнула встревоженно:
- Отец, это ты меня звал? - И снова: - Отец! - И еще раз, прислушавшись: - Отец! Мне показалось, что ты уже третий раз зовешь меня!
Ответа не было. Когда она вошла в дом, Юджин спрыгнул вниз и, шагая по грязи мимо того места, где прятался инспектор, вернулся к Мортимеру, которому и сообщил, что он видел девушку, а также о том, что все это становится страшновато.
- Если настоящий преступник чувствует себя так же, как я, то ему очень не по себе, - сказал Юджин.
- Влияние тайны, - заметил Лайтвуд.
- Я отнюдь не чувствую благодарности за то, что эта тайна сделала меня не то Гай Фоксом в подвале *, не то каким-то шпионом, - сказал Юджин. - Налей-ка мне еще этой штуки.
Лайтвуд налил ему этой штуки, но она уже остыла, выдохлась и потеряла вкус.
- Тьфу! - сказал Юджин, сплевывая в золу. - Похоже на речную тину.
- А ты ее часто пробовал, речную тину?
- Сегодня, кажется, попробовал. Чувствую себя так, как будто наполовину утонул и проглотил с галлон тины.
- Влияние местности, - заметил Лайтвуд.
- Поди ты с твоими влияниями, что ты сегодня корчишь профессора, возразил ему Юджин. - Долго мы тут еще пробудем?
- А как по-твоему?
- По-моему, я бы и минуты не остался, - отвечал Юджин, - эти "Веселые Грузчики" вовсе не так уж веселы. Думаю все же, что нам лучше сидеть здесь, пока нас не погонят вон вместе с другими подозрительными личностями ровно в полночь.
Он помешал в камине и уселся по одну его сторону. Пробило одиннадцать, и он попытался сам себя уверить, что успокаивается. Но тут у него заползали мурашки, сначала по одной ноге, потом по другой, потом по руке, по другой руке, по подбородку, по спине, по лбу, потом по волосам, потом по носу; потом он попробовал устроиться полулежа на двух стульях и застонал, а потом вскочил на ноги.
- Здесь кишмя кишат какие-то невидимые глазу и дьявольски проворные насекомые. У меня все тело колет, щекочет и дергает. В душе я уже кого-то ограбил при самых подозрительных обстоятельствах, и полиция гонится за мной по пятам.
- И со мной не лучше, - сказал Лайтвуд и сел напротив Юджина, совершив несколько эволюций, во время которых его взлохмаченная голова неизменно оказывалась самой нижней частью тела. - Я уже давно не нахожу себе покоя. Все время, пока тебя здесь не было, я чувствовал себя как Гулливер, в которого стреляют лилипуты.
- Так не годится, Мортимер. Нам надо на воздух, надо разыскать нашего любезного друга и брата, мистера Райдергуда. И давай успокоимся на том, что заключим договор. В следующий раз, душевного спокойствия ради, мы сами совершим преступление, вместо того чтобы ловить преступника. Даешь слово?
- Ну еще бы.
- Решено! Пускай Типпинз побережется. Ее жизнь в опасности.
Мортимер позвонил, чтобы заплатить по счету: на звонок явился Боб, и Юджин, со свойственным ему небрежным сумасбродством, вдруг спросил его, не хочет ли он получить место у торговца известью?
- Благодарю вас, сэр, не хочу, - ответил Боб. - У меня и тут место хорошее, сэр.
- Если вы когда-нибудь передумаете, - возразил Юджин, - приходите ко мне на разработки, для вас всегда найдется что-нибудь подходящее.
- Благодарю вас, сэр, - сказал Боб.
- А вот это мой компаньон, - продолжал Юджин, - он ведет все книги и платит рабочим. Хорошая плата за хорошую работу - вот какой у него девиз.
- Лучше и не придумаешь, джентльмены, - заметил Боб, получив на чай и правой рукой извлекая поклон из своей головы точно таким же образом, как накачивал пиво насосом.
- Юджин, - смеясь от всей души, обратился к нему Лайтвуд, когда они остались вдвоем, - как ты можешь говорить такие нелепости?
- Я в нелепом настроении, - изрек Юджин. - И сам я человек нелепый. Все вообще нелепо. Идем отсюда!
Мортимеру пришло в голову, что некая перемена, словно подчеркнувшая все, что было в Юджине своевольного, безрассудного и беззаконного, произошла с его другом за последние полчаса. Зная наизусть все его причуды, Мортимер заметил в нем что-то новое, какую-то натянутость, которая в то время вызвала в нем недоумение. Эта мысль мелькнула у него в уме и забылась; но много спустя ему пришлось вспомнить о ней.
- Вон где она сидит, видишь? - сказал Юджии, когда они остановились на берегу под откосом, где свистал и рвал ветер. - Это у нее светится огонь.
- Я загляну в окошко, - сказал Мортимер.
- Нет, не надо! - Юджин схватил его за плечи. - Незачем глазеть на нее. Пойдем к нашему почтенному другу.
Он повел Мортимера к сторожевому посту, и оба они, став на четвереньки, заползли под лодку; после воющего ветра и неприютной тьмы там оказалось гораздо уютнее, чем они думали.
- Господин инспектор дома? - прошептал Юджин.
- Я здесь, сэр.
- А наш приятель трудится в поте лица вон на том углу? Отлично. Что у вас было?
- Его дочь выходила на улицу: ей показалось, будто отец ее зовет; а может, это был просто знак, чтобы он держался подальше. Может быть и так.
- Могло быть и "Правь, Британия", да только не было, - пробормотал Юджин. - Мортимер!
- Я здесь! (Он лежал по другую сторону инспектора.)
- Теперь уже два грабежа и один подлог!
И, сообщив таким образом о своем угнетенном настроении, Юджин умолк.
Долгое время все молчали. Когда начался прилив и вода подошла к ним ближе, шумы на реке стали чаще, и все трое стали прислушиваться внимательнее. К хлопанью пароходных колес, к звяканью железной цепи, к визгу блоков, к мерной работе весел, а иногда к лаю собаки на борту парохода, словно почуявшей людей в их засаде. Ночь была не так темна, и, кроме скользящих взад и вперед фонарей на корме и мачтах, они могли различить и неясные очертания корпуса; а время от времени близко от них возникал призрачный лихтер с большим темным парусом, подъятым, словно грозящая рука, проносился мимо и пропадал во тьме. Во время их вахты вода не раз подходила совсем близко, взволнованная каким-то толчком издалека. Часто им казалось, что эти всплески и толчки идут от лодки, которую они подстерегают, и что эта лодка подходит к берегу; не раз они были готовы уже вскочить на ноги, если бы не доносчик, который знал реку наизусть и по-прежнему стоял спокойно, даже не пошевельнувшись, на своем месте.
Ветром относило звон колоколов на городских колокольнях, которые были с подветренной стороны; зато с наветренной стороны до них донесся звон других колоколов, которые пробили один, два, три часа. И без этого звона они узнали бы, что ночь проходит, по спаду воды в реке, по тому, как все больше расширялась мокрая черная полоса берега и камни мостовой выходили из реки один за другим.
Время шло, и прятаться больше было уже ни к чему. Казалось, этот человек откуда-то узнал, что затевается против него, а может быть, и струсил. Быть может, он так обдумал свои маневры, чтобы выгадать против своих преследователей часов двенадцать и оказаться вне пределов досягаемости. Честный человек, напрасно трудившийся в поте лица, встревожился и начал горько жаловаться на людей, норовящих его обставить, его, возведенного трудом в высокое достоинство!
Их убежище было выбрано с таким расчетом, что они могли наблюдать и за рекой и за домом. Никто не входил в дом и не выходил из него, с тех пор как дочери послышался голос отца. Никто не мог ни войти, ни выйти, не будучи замеченным.
- А в пять рассветет, и тогда нас будет видно, - сказал инспектор.
- Послушайте-ка, - сказал Райдергуд, - что вы на это скажете? Он, может, не один час прячется от нас, снует между двумя-тремя мостами.
- Ну и что же из этого? - сказал инспектор сурово и, по-видимому, не соглашаясь с ним.
- Да, может, он и сейчас там прячется.
- Ну и что же из этого? - повторил инспектор.