- Почтенный родитель умирает, - снова повторяет Мортимер и, вспомнив мимоходом, что за столом сидит некий Вениринг, впервые за все время обращается к нему.
Польщенный Вениринг важно повторяет его слова, складывает руки на груди и, разгладив морщины на челе, готовится беспристрастно выслушать все до конца, но тут же замечает, что снова остался в одиночестве среди холодного света.
- Находят его завещание, - продолжает Мортимер, встречая взгляд лошади-качалки, миссис Подснеп. - Судя по дате, оно составлено вскоре после побега сына. Один из мусорных хребтов, тот, что пониже, вместе с домиком у его подножия, предназначается старому слуге и единственному душеприказчику, а все остальное состояние - очень значительное - сыну. На тот случай, если б он ожил, он завещает себя похоронить со всякими эксцентрическими церемониями и предосторожностями, которыми я не намерен вам докучать, и это все, кроме разве... - и он умолкает.
Тут возвращается Химик, и все смотрят на него. Не потому, что он кому-нибудь нужен, но повинуясь хитрому велению природы, в силу которого люди пользуются малейшим предлогом глядеть на что угодно, только не на того, с кем беседуют.
- ...кроме разве того, что сын получит наследство только при условии, если женится на девушке, которая была ребенком лет четырех или пяти, когда писалось завещание, а теперь стала взрослой девушкой-невестой. Объявления и расспросы выяснили, что человек неизвестно откуда и есть тот самый сын; теперь он возвращается на родину, для того чтобы унаследовать большое состояние и жениться - и, натурально, себя не помнит от изумления.
Миссис Подснеп интересуется, привлекательна ли молодая особа по внешности? Мортимер ничего не может сообщить на этот счет. Мистер Подснеп интересуется, что станет с большим состоянием, если условие относительно женитьбы не будет выполнено? Мортимер отвечает, что в завещании имеется особый пункт, по которому состояние в таком случае переходит к вышеупомянутому слуге, минуя сына; а кроме того, если бы сына не оказалось в живых, этот же слуга стал бы единственным наследником.
Миссис Вениринг только что разбудила всхрапнувшую леди Типпинз, ловко направив через стол целый поезд тарелок и блюд к ее костяшкам, когда все, кроме самого Мортимера, замечают, что Химик, возникнув за его спиной словно привидение, подносит ему сложенную записку. Из любопытства миссис Вениринг на минутку задерживается в столовой.
Мортимер, вопреки всем уловкам Химика, безмятежно смакует рюмку мадеры, даже не подозревая о наличии документа, овладевшего всеобщим вниманием, пока леди Типпинз (по привычке обеспамятев со сна) не припоминает наконец, где она находится, и, снова обретя способность узнавать окружающих, обращается к нему:
- Изменник, превзошедший Дон-Жуана, почему же вы не берете записку от Командора?
После чего Химик сует ее прямо под нос Мортимеру, который оглядывается на него и спрашивает:
- Что это такое?
Химик, наклонившись к нему, что-то шепчет.
- Кто? - спрашивает Мортимер.
Химик опять наклоняется и шепчет.
Мортимер, взглянув на него с изумлением, развертывает записку. Читает ее раз, читает другой, перевертывает и, разглядев обратную сторону, читает в третий раз.
- Записка получена как нельзя более кстати, - говорит Мортимер и с изменившимся выражением лица оглядывает сидящих за столом, - это конец истории моего героя.
- Давно женат? - догадывается один из гостей.
- Отказывается жениться? - догадывается другой.
- Приписка к завещанию, обнаруженная среди мусора? - догадывается третий.
- Да нет, - говорит Мортимер. - Замечательно то, что все вы ошибаетесь. Эта история гораздо обстоятельнее и, пожалуй, драматичнее, чем я думал. Он утонул.
ГЛАВА III - Другой человек
Дамские шлейфы уже исчезали из виду, поднимаясь из столовой в гостиную по лестнице, когда Мортимер, выйдя вслед за ними, повернул в библиотеку, полную новехоньких книг в новехоньких, густо позолоченных переплетах, и выразил желание видеть посыльного, который принес записку. Посыльный оказался мальчиком лет пятнадцати. Мортимер смотрел на мальчика, а мальчик смотрел на процессию новеньких с иголочки кентерберийских пилигримов в массивной золотой раме с резьбой, которая занимала гораздо больше места, чем сама процессия.
- Чей это почерк?
- Мой, сэр.
- А кто тебе велел написать записку?
- Мой отец, Джесс Хэксем.
- Это он нашел тело?
- Да, сэр.
- Чем занимается твой отец?
Мальчик замялся и, глядя на пилигримов с упреком, словно по их вине попал в затруднительное положение, ответил, разглаживая рукой складку на правой штанине:
- Промышляет кое-чем на реке.
- Это далеко отсюда?
- Что далеко? - уклончиво переспросил мальчик, все так же глядя на шествие пилигримов в Кентербери *.
- Ваш дом?
- Порядочно, сэр. Я приехал в кэбе и не отпустил его, он и сейчас дожидается, чтобы ему заплатили. Если хотите, мы бы с ним и доехали, а потом бы вы заплатили. Я сначала зашел к вам в контору, по адресу, который нашли у него в кармане, а в конторе никого не было, один только мальчишка вроде меня, он-то и послал меня сюда.
Мальчик представлял собою смесь еще не выветрившейся дикости с еще не укоренившейся цивилизацией. Голос у него был грубый и хриплый, и лицо у него было грубое, и щуплая фигура тоже была грубовата; но он казался опрятнее других мальчиков его склада и глядел на корешки книг с живым любопытством, которое относилось не к одним только переплетам. Тот, кто научился читать, смотрит на книгу совсем не так, как неграмотный, даже если она не раскрыта и стоит на полке.
- Не знаешь ли ты, мальчик, были приняты какие-нибудь меры, чтобы вернуть его к жизни? - спросил Мортимер, разыскивая свою шляпу.
- Вы не стали бы спрашивать, сэр, если бы видели, в каком он состоянии. Легче было бы вернуть к жизни воинство фараоново, которое потонуло в Чермном море *. Если б Лазарь сохранился вдвое лучше, и то уж было бы чудо из чудес *.
- Ого, мой юный друг! - воскликнул Мортимер, уже надев шляпу и оборачиваясь к нему, - кажется, в Чермном море ты как у себя дома?
- Слыхал про него в школе, от учителя, - ответил мальчик.
- А про Лазаря?
- И про него тоже. Только отцу не говорите! Дома нам житья не будет, если он узнает. Это все моя сестра устроила.
- У тебя, должно быть, хорошая сестра?
- Не плохая, - сказал мальчик, - только дальше азбуки ничего не знает, да и тому я ее выучил.
Вошел мрачный Юджин, засунув руки в карманы, и застал конец разговора: услышав, как пренебрежительно мальчик отзывается о сестре, он без всякой церемонии взял его за подбородок и повернул к себе лицом, чтобы разглядеть хорошенько.
- Ну, хватит, сэр! - сказал мальчик, вырываясь. - Теперь, я думаю, вы где угодно меня узнаете.
Юджин, не удостоив его ответом, предложил Мортимеру:
- Я поеду с тобой, если хочешь.
И все втроем они уселись в тот экипаж, который привез мальчика: оба друга (учившиеся когда-то в одной школе) внутри кэба, с сигарами в зубах, а посыльный - на козлах, рядом с кучером.
- Нет, ты послушай, - говорил Мортимер дорогой, - я уже пять лет состою в списке адвокатов при Верховном Канцлерском суде, а кроме того, в списке поверенных при Суде Общего права и, если не считать бесплатных консультаций раза два в месяц по завещанию леди Типпинз, которой решительно нечего завещать, у меня не было и нет никаких дел, кроме вот этого романтического случая.
- А я, - отвечал Юджин, - вот уже семь лет как "допущен к делам", а никаких дел у меня еще не было и никогда не будет. Да если бы и подвернулись, я бы не знал, как их вести.
- Вот на этот счет мне и самому далеко не ясно, много ли я выиграл сравнительно с тобой, - невозмутимо возразил Мортимер.
- Ненавижу, - сказал Юджин, кладя ноги на противоположное сиденье, ненавижу свою профессию.
- Тебя не обеспокоит, если и я свои ноги положу рядом? - спросил Мортимер. - Спасибо. Я тоже ненавижу свою профессию.
- Мне ее навязали, - мрачно сказал Юджин, - так уж считалось, что у нас в семье должен быть юрист. Ну и получили сокровище.
- Мне эту профессию навязали, - сказал Мортимер, - потому что считалось, что у нас в семье должен быть адвокат. И тоже получили сокровище.