Симэнь Хуань фыркнул и расхохотался. Фэнхуан сердито пнула его ногой:
— Подслушал, шпана несчастная!
Твой сын помрачнел, надулся и промолчал.
— Вы когда в Симэньтунь возвращаетесь? — спросила Фэнхуан. — Возьмите меня с собой посмотреть. Говорят, твой отец там капиталистический рай построил.
— Ерунда, — фыркнул Симэнь Хуань. — Откуда капиталистический рай в социалистической стране? Мой отец реформатор, герой нашего времени!
— Ну да, как же! — парировала Фэнхуан. — Прохвост он, а герои нашего времени — это твой второй дядюшка и моя младшая тётушка!
— Не надо больше о моём отце, — попросил твой сын.
— Твой папочка сбегает с моей тётушкой, доводит до полусмерти бабушку, через него дедушка слёг, а о нём ещё говорить нельзя? — вспыхнула Фэнхуан. И добавила: — В один прекрасный день я так разозлюсь, что притащу их из Сианя и буду водить по улицам напоказ толпе.
— Ух ты! — восхитился Симэнь Хуань. — А ведь и вправду можно съездить туда проведать их.
— Хорошая мысль, — поддержала Фэнхуан. — Я захвачу ещё одну банку краски. Увижу тётушку и скажу, мол, вот приехала покрасить тебя.
Симэнь Хуань расхохотался, а твой сын молча опустил голову.
— Старина Лань, расслабься хоть немного! — пнула его Фэнхуан. — Поедем вместе, идёт?
— Нет, не поеду! — твёрдо сказал твой сын.
— Неинтересно с вами, — заявила Фэнхуан. — Пойду я, пожалуй, веселитесь без меня.
— Погоди, куда же ты, — остановил её Симэнь Хуань. — Программу-то так и не начали!
— Какую ещё программу?
— Волшебные волосы, волшебные волосы моей матери!
— Да-да-да, — вспомнила Фэнхуан. — Как я могла забыть? Как это ты рассказывал? Что если отрубить собаке голову и пришить обратно волосами твоей матери, собака тут же сможет есть и пить, так?
— Такого сложного эксперимента никто не проводил, — сказал Симэнь Хуань. — Но если на коже сделать надрез и посыпать пеплом сожжённого волоска моей матери, то через десять минут ранка заживёт и даже шрама не останется.
— Я слышала, что волосы твоей мамы нельзя стричь, потому что они сочатся кровью?
— Верно.
— А ещё говорят, у твоей мамы такое доброе сердце, что когда в деревне кого-то ранило, приходили к ней, и она всегда вырывала волосок?
— Да.
— Как же она тогда ещё не облысела?
— Такого не случится никогда. У неё чем больше выдираешь волосков, тем они гуще становятся.
— Ух ты, значит, ты никогда не умрёшь с голоду, — поразилась Фэнхуан. — Даже если твой отец потеряет свой пост и станет голодранцем без гроша за душой, ты проживёшь, продавая мамины волосы.
— Ну уж нет, скорее сам пойду побираться, чем позволю ей волосы продавать! — решительно заявил Симэнь Хуань. — Хоть я ей и не родной.
— Что? — удивилась Фэнхуан. — Ты матери не родной? Кто же тогда твоя родная мать?
— Говорят, какая-то школьница.
— Внебрачный ребёнок школьницы — вот это да, — задумчиво проговорила Фэнхуан. — Покруче, чем моя тётушка выкинула.
— Вот возьми и роди, — подхватил Симэнь Хуань.
— Скажешь тоже. Я же хорошая девочка.
— А если родишь, уже и нехорошей станешь?
— Да что ты всё — хорошие, плохие! Все мы хорошие! Что для твоего эксперимента требуется — Четвёрочке голову отрубить?
Я рассерженно рыкнул. Только троньте меня, ублюдки мелкие, загрызу.
— Не смейте трогать моего пса! — взвился твой сын.
— А как же тогда? Морочите только голову, а всё сплошной обман. Я пошла.
— Погоди, — остановил её твой сын. — Не уходи.
Он встал и направился на кухню.
— Старина Лань, ты что задумал? — воскликнула Фэнхуан.
Твой сын вышел из кухни, придерживая правой рукой средний палец левой. Между пальцами сочилась кровь.
— Старина Лань, с ума сошёл! — закричала Фэнхуан.
— Вот уж поистине сын моего второго дядюшки! — воскликнул Симэнь Хуань. — В решающий момент не подведёт.
— А ты, внебрачный ребёнок, поменьше бы языком трепал! — прикрикнула на него Фэнхуан. — Быстро тащи волшебные волосы твоей мамочки.
Симэнь Хуань бегом направился в дом и вернулся с семью длинными и толстыми прядями. Положил их на стол и поджёг. Они быстро превратились в пепел.
— Отпусти руку, старина Лань! — велела Фэнхуан, взявшись за запястье раненой руки.
Рана на пальце твоего сына была серьёзная. Фэнхуан побледнела, раскрыла рот и нахмурилась, словно ей тоже очень больно.
Симэнь Хуань сгрёб пепел со стола новенькой банкнотой и стряхнул его на рану.
— Больно? — спросила Фэнхуан.
— Нет.
— Отпусти запястье, — велел Симэнь Хуань.
— Кровью пепел смоет, — волновалась Фэнхуан.
— Успокойся, — сказал он.
— Если кровь не остановится, — с угрозой заявила она, — я тебе все твои кости собачьи поотрубаю!
— Спокойно.
Фэнхуан медленно отпустила руку.
— Ну что? — с довольным видом сказал Симэнь Хуань.
— И впрямь волшебные! — восторженно охнула Фэнхуан.
ГЛАВА 52
Цзефан и Чуньмяо делают поддельное настоящим. Тайюэ и Цзиньлун покидают этот мир вместе
Лань Цзефан, ради любви ты отказался от будущего, отказался от репутации, отказался от семьи, и хотя большинство мужей благородных отнеслись к этому с презрением, такие писатели, как Мо Янь, пели тебе хвалу. Но то, что ты не примчался на похороны матери, пренебрёг сыновним долгом, боюсь, тебе не спустит даже такой мастер толковать несостоятельные доводы, как Мо Янь.
Я не получил известия о смерти матери. После нашего побега в Сиань я жил, скрываясь как преступник. Я прекрасно понимал, что пока Пан Канмэй у власти, ни один суд не даст мне развода. А жить с Чуньмяо без развода можно было лишь вдали от родных мест. На улицах Сианя я не раз встречал знакомых земляков, хотел поздороваться, но лишь опускал голову, пряча лицо, и проходил мимо. Не раз в нашей комнатушке мы с Чуньмяо вспоминали о родных местах, о родственниках и горько плакали. Из-за любви мы бежали с родины, из-за неё же мы не можем вернуться. Сколько раз мы снимали трубку телефона и вешали её, сколько раз, бросив письмо в почтовый ящик, ждали почтальона, чтобы забрать его назад по надуманной причине!.. Все вести из родных мест поступали через Мо Яня, но он всегда сообщал лишь хорошие новости, а плохие опускал. Больше всего он боялся, что в Поднебесной не останется людей с жизненной драмой, и в нашей судьбе, похоже, черпал материал для своих произведений. И чем печальнее и запутаннее становилась наша история, чем более драматично для нас складывались обстоятельства, тем больше это соответствовало его тайным желаниям. Я не смог поехать на похороны матери, но в те дни по стечению странных обстоятельств играл роль почтительного сына.
Один из однокашников Мо Яня по писательским курсам, режиссёр, снимал телефильм о разгроме бандитов Народно-освободительной армией. Один из персонажей, бандит по кличке Синеликий, косил людей как траву, но почитал свою мать. Вот Мо Янь и порекомендовал меня этому режиссёру, чтобы я подзаработал. Раскидистая борода, шекспировская лысина, нос крючком, как у Данте, — тот глянул на меня и аж по ляжкам себя хлопнул:
— Мать-перемать, даже грима не нужно!
В деревню мы отправились в «кадиллаке», присланном Цзиньлуном. Краснорожий водитель не хотел пускать меня в машину, но твой сын рассвирепел:
— Какая собака? Да это святая душа, он любил бабушку как никто в семье!
Не успели мы выехать из города, как пошёл снег, мелкие, как соль, снежинки. И когда машина въезжала в деревню, всё вокруг уже укрыла белая пелена. Я услышал слёзный вопль одного из дальних родственников, приехавших раньше: