Волчёк обрадовался, что его берут на войну с албанцами, начинал понимать, как военный успех будет зависеть от подкрепления, посмотрел на всех, увидел что Лёша, попеременно прикрывает глаза.
- Ладно, - сказал Малый, - только по одному петушку и одному рыжику каждому.
- Нет, сейчас не надо, будем кушать перед боем, - утвердил своё решение Кирилл, - нужны кошёлки.
Модуль и Бобочка побежали за кошёлками. Кирилл, продолжал объяснять, какую военную тактику он придумал, сразу назначил Волчка своим заместителем, сказал, что разрешит ему смотреть в бинокль. Все завистливо поглядывали на Малого, только Лёшка Пельтек ухмылялся, - он в школе с первого класса отличник, а Волчёк ещё не ходит в школу, умиляется обещаниям.
Принесли кошёлки, Кирилл тут же начал давать указания, чего сколько накладывать, что именно понадобится для победы над албанцами. По пыльной дороге застучали деревянные колёса одинокой дроги полной бидонами обрата. Кирилл дал команду замаскировать объект, сосредоточиться на не разминированные провозимые снаряды. Все застыли как листья на акациях. Трезвый молоковоз знал шалости пацанвы, стегнул вилами волов и пока не удалился, всё время смотрел назад, убеждался, что не откроются плотные крышки. Он помнил, сколько вскрытых бидонов обнаруживал на ферме, когда трезвел после поездки в молочный цех; каждый раз, хулиганы одинаковые литры обрата вычерпывали из бидонов.
Назначенный беспрерывно смотреть в щелку ворот Бобочка, дымил подобранным окурком и давал сигнал рукой: вялая ладонь отмечала, что никто не идёт. Отбросили покрывало и продолжили запасаться, наполнили плетёные корзины, и два расчёта унесли груз, - как запас предстоящего боя. Панч и Буря застегнули накидку, замедленно отошли от мотоцикла, криво убыстряли шаги; наконец, понеслись, побежали догонять полные корзины. Улица опустела, Волчку почему-то стало страшно, он тоже ушёл прятаться за навозным увалом в огороде.
Отец и дядя Исаак долго прощались во дворе, потом ещё дольше стояли у мотоколяски, слышны были голоса, не разобрать обнаружилось ли вскрытие. Наконец бренчания цилиндров задорно удалилось. Малый вышел из засады, сразу стал складывать пальчики, - высчитал, сколько дней осталось до начала войны.
Играли в лапту и чилик, про корзины все нареченно не вспоминали, ждали начало главных событий. А воскресенье всё же пришло, Волчка никто рано не будил, он сам проснулся и выбежал на серую улицу, решил, что пора назначать подкрепление. Выстучал Бобочку, - одна корзина в сиреневых кустах за домом спрятана.
- Давай неси, набираться силы будем, - потребовал он у сонного наблюдателя. Было видно, что назначенный заместитель атамана озабочен предварительной подготовкой, кажется ещё немного и начнёт из бинокля обследовать местность.
Бобочка сопит как сытый заяц, не понимает, что хочет от него Малый, трёт сонные глаза, вспоминает, куда вчера окурки спрятал.
- Корзину неси! - Волчёк уточнил, что игра уже началась, - пора подкрепляться.
Бобочка беззаботно почесал голый пуп, не знал никакой корзины:
- Собаки всё разворошили, давнооо, сразу всё скушали, и кошки доедали.
Волчку стало грустно, что такую вкусную корзину скушали собаки.
- Где вторая? - спросил он обиженно, ему совсем невесело от того что кошки вылизали петушки, которые не распробовал.
- У Мачо, ...может у Модуля, - Бобочка задрал руки в ещё мутное небо, видно, что не выспался. Радость утра стала сомнениями наполняться.
Пошли торопить Мачо, Бобочка надеялся, что леденцы ещё остались, зашли во двор, разбудили всех, Кирилл недовольным вышел, не понимал, что малышня тут хочет, стал подтягиваться:
- Войййнна отммменятся, албанцы не захотели с нами играть. Иссспугались!..
- Тогда петушки и колбаски будем кушать без подготовки, - предложил сдавленно Волчёк. Бобочка без надобности глядел в щель ворот, ему до скрытного выкуривания бычка, хотелось вылизать ещё один леденцовый петушок.
- Мои старики обна...аааружили военный запас, вместе с помоями вскормили всё свиньям, - продолжал зевать Кирилл, давал понять, что ничего не осталось, - если бы коварные свиньи ни съели все бутылки, их можно было бы по 12 копеек сдать. - И больше ничего не захотел стеклянным голосом говорить Мачо Кирилл, ему хотелось каждому подзатыльник влепить, лениво зашуршал тапочками, поплёлся досыпать утро.
Волчёк окончательно приуныл, знает, что третьей корзины нет, шёл домой медленно как селезень наглотавшийся перебродивших виноградных выжимок, шёл разочарованным, огорчённым шёл, расстроился от досады, спотыкался; ему казалось, что албанцы давно выглядывают из развалин хутора. Разуверился в рассыпанной махале, не обнаруживал победу дня, плохо быть самым малым.
...И сандалии сильно жали ему ноги.