— А где мой пистолет?
— Какой пистолет? Твой? Разве он пропал?
— Да. Ты брала его?
— Что означает этот допрос?
— Ты брала его?
— Может быть, раз-другой. Посмотрела и положила на место. А что?
Мы оба смотрели на серый день за окном. Иногда наши взгляды встречались. Лицо у нее было серьезное, пожалуй, даже угрюмое. Я улыбался, хотя душу томила тихая, неясная печаль. Ее это особенно раздражало. Я знал, что на лице у меня маска, чувствовал, что все это ни к чему не приведет. Дурацкий характер. В какой-то мере его унаследовала и Эла. Мы были замкнутыми, точно улитки, которые можно разбить, но не открыть. У обоих было чувство огромной обиды, неслыханной и непростительной, но у каждого обида была своя. И мы вынуждены примириться с ней, ибо не можем не разговаривать.
— А моя рукопись? Кто читал ее, кроме тебя?
Она потупилась и тихо ответила:
— Как-то приходил один… тебя не было… Мы вместе читали.
— Зачем? Когда ты в последний раз видела Тони?
Только сейчас она вздрогнула и приложила руку к щеке.
— Откуда… откуда ты знаешь… как его зовут?
— Познакомились. Он говорит, что до него ты спала с каким-то негром. Он расист и поэтому называет его черномазым.
— Он не говорил этого…
— Говорил. А тебя, если не ошибаюсь, он назвал Фифочкой.
Помолчав, она спокойно спросила:
— Кто тебя ударил?
— Ох, я был в милейшей компании. Тони, Шериф, Тереза, Мирч, Педро и Сеня… она же Морковка… — перечислил я с легкой усмешкой.
Не выдержав моей усмешки, Эла закрыла глаза.
— А почему ты спросил про пистолет?
— Его украли. Когда ты была в последний раз с Тони?
— Это неважно.
Для нее все было неважно. Я сказал, что и для меня все это совершенно неважно, потом засмеялся, вздохнул и прислонился к стене.
— Особенно ему понравилось место, где говорится о соляной кислоте… — И, зевнув, я заметил, словно бы про себя: — Здорово ты влипла, Эла.
Она кивнула на мой глаз.
— Это они?
Я подтвердил.
— Разумеется, иногда мы бились один на один, иногда я был один против двух, а то и трех. Потом вдруг все наваливаются на одного да еще со всякими трюками. Время героев прошло, наступила пора клоунов. Хочешь, расскажу тебе всю историю?
— Мне надо в магазин.
— Сейчас ты никуда не пойдешь. Сейчас ты послушаешь веселую историю.
Она встала.
— Садись!
Она недовольно села и уставилась в окно. А я — ей в лицо. Рассказывал я все по порядку, неторопливо, спокойно, даже с юмором. Если б она хоть раз опустила голову, или заплакала, или прикрыла лицо ладонями! Ничего. Она неотрывно смотрела в окно.
— Ты любишь Тони?
Молчание. Я встал и умылся. Обругал себя за Сеню. Она ни слова. Сквозь серую мглу пробивалось солнце. С минуты на минуту оно появится в кухонном окне. На улице страшная слякоть. Со звоном и журчаньем падает с крыш первая капель. Вот-вот придет весна. То удивительное, неспокойное время, когда все, что не унесла зима, начинает новую жизнь.
Эла встала и пошла в магазин за покупками. Я остался один. Сидел за столом, тихонько постукивая по нему костяшками пальцев. Вдруг я поймал себя на том, что бормочу. Нервы. Глупо. Сварил себе кофе.
Ясное весеннее солнце светило в окно. Вероятно, в эту пору начинают бурлить соки под корой деревьев. Даже тех, на ветках которых вешались люди.
Пятнадцать дней отсидки. Машина была краденая. Мне поверили, что украл ее не я. Но я несколько раз нарушил правила уличного движения — и это во время, когда столько автомобильных катастроф. О стычке с хулиганами я сказал как мог короче. Даже не описал их внешности. Я не хотел вмешивать во все это Элу. Моя немногословность раздражила судью.
Эла живет своей жизнью, я своей. С виду все обстоит благополучно. У каждого свои занятия, свой путь. Первое время я ждал, что как-нибудь вечером она зайдет в мою комнату и начнет откровенный разговор, который внесет ясность в наши отношения, и даже заранее настроился на шутливо-ласковый лад. Теперь я знаю, что этого не произойдет. Всегда все будет в порядке, и именно поэтому уже никогда и ни в чем не будет порядка. Потому что такова жизнь, таков я, такова она. «Какая разница между оптимистом и мошенником?» — спрашивают англичане. Я уже встречал Тони, Шерифа и Педро в пивной, куда они захаживают. Они зловеще молчали. Я делал вид, что вся эта история меня ужасно позабавила.
— Поразмыслите хорошенько, ребятки. Я не собираюсь объявлять войну. И в милицию я на вас не заявил, не хочу, чтоб в тюрьме вы научились новым художествам. Ваша операция была, по-своему, занятна. Я получил пятнадцать суток и отсижу их. А вы постарайтесь больше со мной не встречаться. А то совсем устанете. А когда возьмете мир в свои руки, вспомните меня.