3 июня Марга мне крикнула из своего окна, прослушав радио: „Страшный налет на Париж, сброшено больше 1000 бомб“. 5-го июня прочитал в „Ecl.“, что убитых в Париже оказалось 254 ч., раненых 652. Утром узнал и по радио, что началось огромн. сражение. […] 6-го был в Ницце у Неклюдовых для знакомства с Еленой Александр. Розен-Мейер, родной внучкой Пушкина — крепкая, невысокая женщина, на вид не больше 45, лицо; его костяк, овал — что-то напоминающее пушкинскую посмертную маску. По дороге в Н. — барьеры, барикады. […]
Выехали мы (я, Вера, М., Г., Ляля и Оля) 16-го июня, в 10 ч. утра, на наемном, из Нима, автомобиле (2000 фр. до Нима). Прекрасный день. Завтрак в каком-то городке тотчас за Бриньолем. В Ним приехали на закате, с час ездили по отелям — нигде ни одного места! Потом вокзал […] — думали уехать дальше на поезде — невозможно, тьма народу — а как влезть с 30 вещами! Ходили в буфет, ели. Полное отчаяние — ночевать на мостовой возле вокзала! М. и Г. пошли искать такси, чтобы ехать дальше в ночь, — и наткнулись на рус. еврея таксиста. Ночевали у него. 17-го выехали опять в такси в Тулузу и дальше, в Монтобан, надеясь там ночевать, а потом опять на Lafranèaise, возле которого ферма Жирова. Думали: в крайнем случае поселимся там, хотя знали, что там ни воды, ни огня, ни постелей. Плата до Lafr., — 2300 фр. Сперва широкая дорога в платанах, тень и солнце, веселое утро. Милый городок Люпель. Остановки по дороге военными стражами, проверки документов. Море виноградников, вдали горы. Около часу в каком-то городишке остановка […], подошел крестьянин лет 50 и со слезами сказал: „Вы можете ехать назад — армистис!“ Но назад ехать было нельзя, не имея проходного свидетельства. Завтрак под с. Этьен (?). Опять виноградники, виноградн. степь. За Нарбоном — Иудея, камни, опять виногр., ряды кипарисов, насажен, от ветра. […] Мерзкая Тулуза, огромная, вульгарная, множество польских офицеров… (По всему пути — сотни мчащихся в автом. беженцев). В Монтобане — ни единого места. В сумерки — Lafranèaise — тоже. И попали к Грязновым…
[Согласно записям Веры Николаевны, „беженцы“ вернулись в Грасс 9-го июля, оставив Е. Н. Жирову с Олечкой на ферме. Разлуку с девочкой В. Н. переживала тяжело. Попытки уехать больше не возобновлялись, и всю войну Бунины провели в Грассе, несмотря на то, что многие друзья уговаривали их уехать в Америку и у них даже были взяты американские визы.
Из записей Бунина:]
28. VII. 40. Воскресенье.
Читаю роман Краснова „С нами Бог“. Не ожидал, что он так способен, так много знает и так занятен. […]
2 часа. Да, живу в раю. До сих пор не могу привыкнуть к таким дням, к такому виду. Нынче особенно великолепный день. Смотрел в окна своего фонаря. Все долины и горы кругом в солнечно-голубой дымке. В сторону Ниццы над горами чудесные грозовые облака. Правее, в сосновом лесу над ними, красота зноя, сухости, сквозящего в вершинах неба. Справа, вдоль нашей каменной лестницы зацветают небольшими розовыми цветами два олеандра с их мелкими острыми листьями. И одиночество, одиночество, как всегда! И томительное ожидание разрешения судьбы Англии. По утрам боюсь раскрыть газету.
Евреям с древности предписано: всегда (и особенно в счастливые дни) думать о смерти.
„Belligerants“. Можно перевести старинным русским словом: противоборники.
Зажгли маяки. В первый раз увидал отсюда (с „Jeannette“) Антибский: взметывается и исчезает большая лучистая золотая звезда.
29. VII. 40.
Вчера еще читал „Вечерние огни“ Фета — в который раз! (Теперь, верно, уже в последний в жизни.) Почти все из рук вон плохо. Многое даже противно — его старческая любовь. То есть, то, как он ее выражает. Хорошая тема: написать всю красоту и боль такой поздней любви, ее чувств и мыслей при всей гадкой внешности старика, подобного Фету, — губастого, с серо-седой бородой, с запухшими глазами, с большими холодными ушами, с брюшком, в отличном сером костюме (лето), в чудесном белье, — но чувств и мыслей тайных, глубоко ото всех скрытых.
А у меня все одно, одно в глубине души: тысячу лет вот так же будут сиять эти дни, а меня не будет. Вот-вот не будет.
Был в Cannes, хотел купаться и не купался — еще только начали ставить кабинки. […]
30. VII. 40.
Все то же — бьют друг друга авионы. И немцы все пугают, пускают слухи, что они делают „гигантские приготовления“ к решительной атаке.
Весть из Лозанны — о возможности выступления Америки. Нет, не выступит!
Прочел о том опыте, который сделали несколько лет тому назад два венских студента: решили удавиться, чтобы их вынули из петли за мгновение до смерти и они могли рассказать, что испытали. Оказалось, что испытали ослепит, свет и грохот грома.
Смерть Алексея Ивановича Пушешникова (мужа моей двоюродной сестры Софьи Николаевны Буниной) весной 1885 г. Так помню эти дни, точно в прошлом году были (написаны в „Жизни Арсеньева“). Замечательней всего то, что мне и в голову не приходило, что и я умру. Вернее — м. б., и приходило, но все-таки ни чуть не касалось меня.
Вдруг вспомнилось: Москва, Малый театр, лестницы — и то очень теплые, то ледяные сквозняки. […]
1. VIII. 40. Grasse, a. m.
[…] Carlotti прописал постоянно носить очки (для дали, для чтения оставил те, что дал Pollac) и прикладывать утром и вечером очень горячие компрессы из чая: левый глаз слезится от утомления зрения. Постоянно носить очки не могу — буду чувствовать себя неестественно, поглупевшим. […]
7. VIII. 40.
Были с Верой в Ницце в американск. консульстве. В кафе Casino с Цетлиными и минуту с Алдановыми (они пришли поздно).
9. VIII. 40. Пятница.
[…] Алданов с самого приезда своего все твердит, что будет „гражданск. война“. Твердо решил уехать в Америку […]
Цетлины тоже собираются. […]
Ни риса, ни макарон, ни huile, ни мыла для стирки.
10. VIII. 40.
Продолжается разграбление Румынии — румыны должны дать что-то еще и Венгрии.
8-го была огромная битва нем. и англ. авионов над берегами Англии.
Японцы, пользуясь случаем, придираются к Англии. Сталин — к Финляндии, Испания — к Англии (отдай Гибралтар).
Все растет юдофобство — в Рум. новые меры против евреев. Начинает юдофобствовать и Франция.
Олеандры густо покрылись алыми цветами.
15. VIII. 40. Католич. Успенье.
Немцы стреляют по Англии из тяж[елых] орудий. Англ. бомбардировали Милан и Турин. Болгарск. и венгерские требования к Румынии. Рум. король будто бы намерен отречься и скрыться в Турции.
Сталин устраивает ком. манифестации в Гельсингфорсе и Або — и грозит финнам, которые эти маниф. разгоняют. Верно, вот-вот возьмет всю Финл. […]
17. VIII. 40.
Проснулся в 6 (значит, по настоящему в 5). Выпил кофе, прочитал в „Вест. Европы“ (за 1881 г., взял в библ. канской церкви) „Липяги“ Эртеля11. Ужасно. Люба должна выйти за „господина Карамышева“, камер-юнкера, богача, пошляка, проповедующего „верховенство“ дворянства в России надо всем, его опеку над народом — „на благо народу“. Лунной ночью автор подслушивает разговор его и Любы из своего окна. […]
Все утро все долины и горы в светлом пару. Неясное, слабо пригревающее солнце, чуть слышный горьковатый запах воздуха — уже осенний.
[…] огромный налет немцев (avec une prêcision admirable»!) на Лондон, на берега Темзы — «все в дыму, в пламени…» Кажется, и впрямь начинается.