— Ты соврала.
После первоначального шока она узнает меня.
— Привет, Роберт. — По позвоночнику пробегает холодная дрожь. Думаю, я могу пересчитать по пальцам одной руки количество людей, которые называли меня по имени.
«Моя мать. Она».
Они обе подвели меня: первая — потому что не сумела быть рядом со мной, вторая — потому что предала.
— Зачем ты это сделала?
Я слышу её смех, будто сказал что-то смешное.
— Ради денег, конечно. Знаешь, как работают некоторые вещи: я дала тебе свой рот, а ты мне сотню. Когда я поняла, что могу заработать больше, пересказывая твои секреты… Что ж, я согласилась.
— Ты совершила ошибку.
Оливия снова смеётся.
— Ты прав. Я ошиблась, но только потому, что слишком поздно поняла, что если бы шантажировала тебя, то заработала бы гораздо больше. Я запомню это. И в следующий раз, когда богатый отпрыск пригласит меня провести с ним вечер, воспользуюсь такой возможностью.
Услышав её слова, что-то внутри меня остывает. Гнев уходит вместе со вздохом.
— Мне кажется, ты неправильно поняла меня. — Не знаю, откуда взялось это спокойствие, но я чувствую себя, как никогда ясно. — Потому что я никогда бы не поддался на твой шантаж.
На другом конце линии Оливия растворяется в весёлом смехе.
— Даже не пытайся. Я знаю таких, как ты…
— Богатые отпрыски, имеешь в виду?
— Да, те, кто без помощи «папы» не могут даже завязать шнурки на ботинках и… Угадай что? Они меня не пугают.
— Очень жаль. — Я выключаю диктофон, который включил перед разговором. — Потому что, видишь ли, мне совсем не нужна помощь отца, чтобы добиться справедливости. Я молод, это правда, но я быстро учусь справляться с проблемными людьми.
— Я проблемный человек? — восклицает она, смеясь.
— Ты стала им в тот момент, когда вышла первая статья, но долго такой не останешься.
Завершив звонок, я пересылаю запись адвокату Бейли вместе с просьбой подать на неё в суд за клевету и попытку вымогательства, и совсем не чувствую себя виноватым. Уверен, Оливия не сможет позволить себе судебный процесс и независимо от того, осудят её или нет, жизнь девушки будет разрушена, но мне всё равно.
«Ты совершил ошибку, ты и исправишь».
Мы оба были неправы: Оливия — в том, что спровоцировала меня, а я — доверился, и за последствия мы будем расплачиваться всю оставшуюся жизнь.
Я наливаю себе ещё бурбона. На этот раз, прежде чем выпить, закрываю глаза и подношу бокал близко к носу, чтобы глубоко вдохнуть аромат напитка. Делаю маленький глоток, смакую. Мне кажется, я никогда не ощущал бурбон таким сладким и интригующим.
Когда открываю глаза, то вижу на пороге маму. Её лицо побледнело от ужаса, будто она увидела привидение. Возможно, дело в том, что отец любил бурбон. Он выпивал по стакану каждый вечер, в этом самом кабинете, смакуя его так же, как я сейчас.
— Я уладил вопрос.
Жду, когда она спросит меня, как я это сделал, или снова скажет, как сильно я похож на отца. Вместо этого мама поворачивается ко мне спиной и исчезает. Я ничего не делаю, чтобы остановить её, не могу обуздать чувство всемогущества, которое охватывает меня.
«Я буду лучше, чем отец, — обещаю себе. — Я не позволю никакому шипу проникнуть в моё сердце».
Глава 7
Шэрон
Сиэтл, настоящее время
Я буквально разваливаюсь на части.
Мне не привычно подчиняться чужим ритмам, как не привыкла, чтобы кто-то был рядом, пока я работаю. Последние два дня Томас не сводил с меня глаз ни на секунду. Думаю, он не менее двадцати раз повторил, чем я рискую, если осмелюсь заговорить с кем-нибудь об «Икаре». Что Томас упустил (с улыбкой думаю я), так это то, что Рулз сделает с ним, если я не буду соблюдать соглашение о конфиденциальности.
«Кстати, Рулз».
Он не звонил мне с той ночи, когда угрожал найти меня. И он искал, правда безрезультатно. Интересно, что сказал бы Рулз, узнай, что я называю себя Сереной Фостер и он платит мне за работу на него. Кабинет Томаса находится на том же этаже, что и его. Мы несколько раз проходили мимо друг друга в коридорах Rules Corporation.
Но Рулз не замечал меня.
Я делаю паузу, со вздохом встаю и подхожу к окну. Эти несколько дней я много думала о нашем последнем разговоре, и о том, что чувствовала после того, как нажала отбой.
Прошлой ночью, несколько часов проворочавшись в постели, я сдалась и доставила себе удовольствие. И самое безумное, — делая это, я думала не о нём.