Нет. И всё же, как только она упоминает о завещании, которое отец попросил изменить, чтобы отстранить её от управления Rules Corporation, внутри меня что-то щёлкает. Я вдруг вспоминаю, что сказал ей Бейли в ночь смерти отца.
«Мои глубочайшие соболезнования, миссис Рулз. Прошлой ночью мы все что-то потеряли. Или почти».
Бейли потерял друга. Я потерял отца. Моя мать, с другой стороны, обрела свободу и миллионное наследство, которое стало ещё более значительным из-за того, что отец не смог подписать новое завещание.
Внезапное — и совершенно неприемлемое — подозрение заставляет меня содрогнуться. Мать знала о завещании. И она ненавидела отца. У неё были нужные связи, чтобы потребовать скорейшего закрытия дела, и все основания расквитаться.
Я качаю головой, отступая на шаг.
— Ты хорошо себя чувствуешь, Роберт?
Едва она произносит моё имя, ощущаю, как из желудка поднимается рвотный рефлекс. Я вспоминаю слёзы, которые она не пролила на похоронах, вопросы полиции и то, как Бейли смотрел на неё — словно ненавидел.
Он знал, что она сделала. Что это сделала она.
Я качаю головой, зажав её ладонями.
— Не могу здесь больше оставаться.
— Что…
— Я ухожу, — отрезаю сухо. Я пересекаю коридор и захожу в свою комнату. В сумку запихиваю немного одежды и беру ключи от машины. Последнее, что слышу, прежде чем выйти за дверь, это смех моей матери и мужчины, которого она привела домой.
Я понимаю, она не попытается меня остановить.
«Так даже лучше».
Всё кончено. Я никогда не вернусь назад и не буду продолжать искать правду, с которой не намерен сталкиваться.
Глава 15
Роберт
Сиэтл, наши дни.
В Rules Corporation я приезжаю почти к обеденному перерыву. После проведённой с Шэрон ночи мне захотелось побыть немного одному; я попросил Милли перенести мои утренние встречи и сообщить Джейку, что сам приеду на машине.
Выйдя из лифта, обнаруживаю Джейка перед своим кабинетом, будто он ждал меня. Подаю ему сигнал следовать за мной, а потом закрыть дверь. Он садится напротив меня, опирается лодыжкой одной ноги на колено противоположной, и пристально смотрит.
Мы никогда не ладили. Я ненавижу его нелепую стрижку и то, как он обращается со своим телом — покрывает чернилами и тренирует до изнеможения. Мне понадобился почти месяц, чтобы заставить Джейка понять, что мне необходимо видеть его в одежде, подобающей обстановке в которой я живу, и три года, чтобы заставить его потакать самым грязным фантазиям моего ума.
Мне известно, Джейк не ценит меня как мужчину, но также знаю, — он никогда не предаст меня, и не только потому, что я могу погубить его.
Как сказала Глория, он боится меня.
«Потому что он меня знает».
Опираясь на локти, я переплетаю пальцы и смотрю ему прямо в глаза.
— Ты бы сказал мне, если бы возникли проблемы. Верно?
Он не вздрагивает и не удивляется.
На самом деле, Джейк не шевельнул ни мускулом.
— Спроси меня, Рулз.
Он понял, что я уклоняюсь от проблемы, появившейся между нами. Он знает меня слишком давно, чтобы быть одураченным моими играми разума, поэтому я сразу перехожу к делу.
— Помнишь девушку, которая видела, как я убил Андерсона?
Он незаметно сжимает челюсти, но кивает.
— Я попросил тебя позаботиться о ней, и ты заверил, что сделал всё в лучшем виде.
— Так и есть. Полиция закрыла дело, квалифицировав смерть как самоубийство.
Я наклоняю голову в сторону, наблюдая за ним.
— Значит, всё кончено?
Глубокий вдох раздувает ему грудь.
— Всё кончено? — повторяю вопрос.
Прежде чем Джейк успевает ответить, начинает звонить телефон. Я поднимаю и опускаю трубку, давая Милли понять, что не хочу, чтобы меня беспокоили. Не проходит и мгновения, как телефон снова начинает звонить.
Я не успеваю сообразить, что происходит, как дверь в мой кабинет широко распахивается, и я слышу крик Милли.
— Подождите! Вы не можете войти, мистер Рулз…
— Занят, да, — подтверждает мать, стоя в дверях. — Но, видишь ли, дорогая Милли, он только что освободился.
— Я же просил тебя не появляться здесь, — говорю, вставая.
— С каких пор матери запрещено видеться с сыном? — Она уверенно шагает вперёд, цокая каблуками по мраморному полу. Мама бросает свой палантин на стул рядом с Джейком и протягивает ко мне руки, словно хочет обнять. — Поцелуй меня как следует, Роберт.
Прилив отвращения искривляет мой рот.