Моя мама заталкивает мужчину в комнату и прежде чем закрыть дверь, шепчет, чтобы он подождал. Приблизившись ко мне, она фыркает, постукивая каблуками по полу, а потом скрещивает перед собой руки, обращаясь ко мне.
— Я нахожу твоё вмешательство совершенно неуместным.
Чувствую, как меня охватывает гнев.
— Хочешь знать, что я нахожу неуместным? Присутствие адвоката, курирующего наследство моего отца со спущенными штанами, пока моя мать, трётся о него.
— Не будь ханжой. Никто из нас не невинен, даже твой отец!
— Он любил тебя. — Понимаю, для неё неважно, но я чувствую себя обязанным сказать это. — Он дал тебе дом, семью и возможность иметь всё, что ты захочешь. Он был богатым и привлекательным мужчиной. Если бы отец захотел, он мог бы иметь любую женщину. Но он никогда не изменял тебе.
— Не в физическом смысле этого слова.
Я едва моргаю, не понимая.
— Что ты имеешь в виду?
Мать фыркает, качая головой.
— Он бы не хотел, чтобы ты знал, но теперь, когда мёртв, его желания больше не имеют значения. Я вышла замуж за твоего отца не потому, что любила его, а потому, что мы заключили договор. Я обязалась родить ему сына, а он взамен взял на себя бизнес моего отца, который терпел крах. Он пообещал мне, что не будет заставлять меня делать то, чего не хочу, и я буду вольна вести свою жизнь так, как заблагорассудится. Но он солгал.
В памяти всплывает далёкое воспоминание. Однажды вечером, вернувшись домой, я услышал, как родители ссорятся. Это случалось и раньше, но в тот раз они позволили себе что-то другое.
«Ты установил правила, Роберт.
А ты заставила меня их нарушить».
Я прислоняюсь к стене, не уверенный, что смогу выдержать тяжесть того, что она мне только что открыла. Я всегда считал, что отец был хорошим человеком, а мать — алчной нахлебницей. Мне всегда было интересно, почему отец продолжал прощать её, несмотря на многочисленные предательства с её стороны.
Это было потому, что он предал её первым.
— Вот почему вы всегда ссорились, — понимаю я.
— Я хотела, чтобы он сдержал своё обещание и отпустил меня. Но, к сожалению для меня, это не входило в его планы.
«Если хочешь получить розу, ты должен принять и её шипы».
Отец повторял эту фразу, когда говорил о матери. Я думал, это метафора, чтобы объяснить мне, что любить человека — значит принимать и прекрасное, и безобразное в его душе.
Но это было не так.
Он хотел мне сказать, что иногда, чтобы получить желаемое, нужно испачкать руки (даже исколоть их шипами).
— Год за годом твой отец забирал у меня всё. Мою семью. Мой дом. Любовь. Если бы он не умер, то забрал бы у меня и компанию, которая восстала из пепла после смерти моего отца. Тебе это кажется справедливым?
Нет. И всё же, как только она упоминает о завещании, которое отец попросил изменить, чтобы отстранить её от управления Rules Corporation, внутри меня что-то щёлкает. Я вдруг вспоминаю, что сказал ей Бейли в ночь смерти отца.
«Мои глубочайшие соболезнования, миссис Рулз. Прошлой ночью мы все что-то потеряли. Или почти».
Бейли потерял друга. Я потерял отца. Моя мать, с другой стороны, обрела свободу и миллионное наследство, которое стало ещё более значительным из-за того, что отец не смог подписать новое завещание.
Внезапное — и совершенно неприемлемое — подозрение заставляет меня содрогнуться. Мать знала о завещании. И она ненавидела отца. У неё были нужные связи, чтобы потребовать скорейшего закрытия дела, и все основания расквитаться.
Я качаю головой, отступая на шаг.
— Ты хорошо себя чувствуешь, Роберт?
Едва она произносит моё имя, ощущаю, как из желудка поднимается рвотный рефлекс. Я вспоминаю слёзы, которые она не пролила на похоронах, вопросы полиции и то, как Бейли смотрел на неё — словно ненавидел.
Он знал, что она сделала. Что это сделала она.
Я качаю головой, зажав её ладонями.
— Не могу здесь больше оставаться.
— Что…
— Я ухожу, — отрезаю сухо. Я пересекаю коридор и захожу в свою комнату. В сумку запихиваю немного одежды и беру ключи от машины. Последнее, что слышу, прежде чем выйти за дверь, это смех моей матери и мужчины, которого она привела домой.
Я понимаю, она не попытается меня остановить.
«Так даже лучше».
Всё кончено. Я никогда не вернусь назад и не буду продолжать искать правду, с которой не намерен сталкиваться.
Глава 15
Роберт
Сиэтл, наши дни.
В Rules Corporation я приезжаю почти к обеденному перерыву. После проведённой с Шэрон ночи мне захотелось побыть немного одному; я попросил Милли перенести мои утренние встречи и сообщить Джейку, что сам приеду на машине.
Выйдя из лифта, обнаруживаю Джейка перед своим кабинетом, будто он ждал меня. Подаю ему сигнал следовать за мной, а потом закрыть дверь. Он садится напротив меня, опирается лодыжкой одной ноги на колено противоположной, и пристально смотрит.
Мы никогда не ладили. Я ненавижу его нелепую стрижку и то, как он обращается со своим телом — покрывает чернилами и тренирует до изнеможения. Мне понадобился почти месяц, чтобы заставить Джейка понять, что мне необходимо видеть его в одежде, подобающей обстановке в которой я живу, и три года, чтобы заставить его потакать самым грязным фантазиям моего ума.
Мне известно, Джейк не ценит меня как мужчину, но также знаю, — он никогда не предаст меня, и не только потому, что я могу погубить его.
Как сказала Глория, он боится меня.
«Потому что он меня знает».
Опираясь на локти, я переплетаю пальцы и смотрю ему прямо в глаза.
— Ты бы сказал мне, если бы возникли проблемы. Верно?
Он не вздрагивает и не удивляется.
На самом деле, Джейк не шевельнул ни мускулом.
— Спроси меня, Рулз.
Он понял, что я уклоняюсь от проблемы, появившейся между нами. Он знает меня слишком давно, чтобы быть одураченным моими играми разума, поэтому я сразу перехожу к делу.
— Помнишь девушку, которая видела, как я убил Андерсона?
Он незаметно сжимает челюсти, но кивает.
— Я попросил тебя позаботиться о ней, и ты заверил, что сделал всё в лучшем виде.
— Так и есть. Полиция закрыла дело, квалифицировав смерть как самоубийство.
Я наклоняю голову в сторону, наблюдая за ним.
— Значит, всё кончено?
Глубокий вдох раздувает ему грудь.
— Всё кончено? — повторяю вопрос.
Прежде чем Джейк успевает ответить, начинает звонить телефон. Я поднимаю и опускаю трубку, давая Милли понять, что не хочу, чтобы меня беспокоили. Не проходит и мгновения, как телефон снова начинает звонить.
Я не успеваю сообразить, что происходит, как дверь в мой кабинет широко распахивается, и я слышу крик Милли.
— Подождите! Вы не можете войти, мистер Рулз…
— Занят, да, — подтверждает мать, стоя в дверях. — Но, видишь ли, дорогая Милли, он только что освободился.
— Я же просил тебя не появляться здесь, — говорю, вставая.
— С каких пор матери запрещено видеться с сыном? — Она уверенно шагает вперёд, цокая каблуками по мраморному полу. Мама бросает свой палантин на стул рядом с Джейком и протягивает ко мне руки, словно хочет обнять. — Поцелуй меня как следует, Роберт.
Прилив отвращения искривляет мой рот.
«Роберт».
Вот оно, имя, которое она выкрикнула в ночь смерти отца. Я сажусь, пытаясь не обращать на неё внимания. Каждый раз, когда вижу мать, у меня возникает ощущение, что она заключила сделку с дьяволом. Годы изменили меня, сделали моё телосложение более грубым, а характер более жёстким. Однако она осталась прежней. Гладкое лицо, внимательный взгляд, колкий шарм. Мне кажется, что она снова похудела. Если мать не перестанет сидеть на диетах или делать операции, настанет день, когда она больше не сможет стоять на ногах. Интересно, смогу ли я хотя бы в этот момент избавиться от неё?