Он поднялся и жестом пригласил остальных.
Хардин поднял руку.
– Постойте! Садитесь!
Сеф Сермак уселся снова – с чуть-чуть излишней поспешностью, и Хардин мысленно усмехнулся. Невзирая на сказанное, тот, очевидно, ждал какого-нибудь предложения.
– В каком именно смысле вы хотите изменения нашей внешней политики? Хотите ли вы, чтобы мы напали на Четыре Королевства – прямо сейчас и на все четыре одновременно?
– Такого я не предлагал, господин мэр. Наше требование заключается просто в немедленном прекращении политики умиротворения. Ваша администрация все время вела политику научной помощи Королевствам. Вы дали им атомную энергию. Вы помогли перестроить энергостанции на их территории. Вы основали медицинские клиники, химические лаборатории и фабрики.
– И что же? Каковы ваши возражения?
– Вы сделали это лишь для того, чтобы удержать их от нападения на нас. Со всеми этими подкупами вы сваляли дурака в колоссальном шантаже, в ходе которого вы допустили полное истощение Терминуса; в итоге мы можем рассчитывать лишь на милость этих варваров.
– Каким же образом?
– Поскольку вы дали им энергию, оружие, обслуживали корабли их военных флотов, они стали теперь безмерно сильнее, чем были тридцать лет назад. Их запросы растут, и со своим новым оружием они в конце концов разом удовлетворят все свои потребности насильственной аннексией Терминуса. Разве не так обычно кончается шантаж?
– И каково ваше средство?
– Прекратите подкуп немедленно, пока вы еще в состоянии. Затрачивайте ваши усилия на укрепление самого Терминуса – и атакуйте первыми!
Хардин рассматривал светлые усики молодого человека с почти болезненным интересом. Сермак был уверен в себе – иначе не говорил бы так откровенно. Нет сомнения, его высказывания были отражением мнения весьма большой части населения, весьма большой.
Но голос Хардина не выдавал слегка потревоженного течения мыслей; он был почти небрежен.
– Вы кончили?
– Пока.
– Что ж, тогда… вы заметили вставленное в рамочку изречение, висящее на стене позади меня? Если заметили, прочтите вслух!
Губы Сермака скривились.
– Оно гласит: "Насилие – последнее прибежище некомпетентных". Это доктрина стариков, господин мэр.
– Я применял ее, будучи молодым человеком, господин советник – и с успехом. В те времена вы, правда, были заняты своим рождением на свет, но, возможно, вы хоть что-нибудь читали об этом в школе.
Он пристально поглядел на Сермака и продолжал размеренным тоном:
– Когда Хари Селдон основал здесь Установление, предлогом для него явилось создание великой Энциклопедии, и пятьдесят лет мы следовали за этим блуждающим огоньком, пока не выяснили, чего он в самом деле добивался. К тому времени было уже почти слишком поздно. Когда распались коммуникации с центральными областями старой Империи, мы оказались миром ученых, собранных в одном городе, не имеющим промышленности, окруженным свежеиспеченными королевствами – враждебными и в высшей степени варварскими. Мы были крошечным островком атомной энергии в этом океане варварства – и бесконечно ценным призом. Анакреон – тогда, как и ныне, наиболее могущественное из Четырех Королевств, – потребовал создания – и позже в самом деле основал ее – военной базы на Терминусе, и тогдашние правители города, Энциклопедисты, прекрасно понимали, что это было лишь началом захвата всей планеты. Вот как обстояли дела, когда я… ээ… возглавил действующее правительство. Что бы сделали вы?
Сермак пожал плечами.
– Это академический вопрос. Конечно, мне известно, как именно вы поступили.
– И все же я повторю. Возможно, вы не улавливаете сути. Велико было искушение собрать все наши силы и ввязаться в схватку. Этот путь наиболее прост, кажется, что он удовлетворяет самолюбие, но почти всегда на деле он оказывается глупейшим. Вот вы бы поступили так, с вашими разговорами о том, чтобы "атаковать первыми". Вместо этого я посетил три прочих королевства, одно за другим; и указал каждому из них, что допустить, чтобы секрет атомной энергии попал в лапы Анакреону – означает скорейшим образом перерезать себе глотку; и аккуратно намекнул, чтобы они сделали одну очевидную вещь. И все. Месяц спустя после высадки сил Анакреона на Терминусе их король получил объединенный ультиматум от трех соседей. Через неделю на Терминусе не осталось ни одного анакреонца. А теперь скажите мне, была ли нужда в насилии?
Молодой советник задумчиво разглядывал окурок своей сигары и, наконец, швырнул его в воронку сжигателя.
– Я не вижу здесь аналогии. Инсулин вылечит диабетика без применения ножа, но аппендицит требует операции. Вы не можете изменить что-либо. Когда провалились все прочие варианты, что остается кроме, как вы выразились, последнего прибежища? Это ваша вина, что мы вынуждены так поступить.
– Моя? Ах да, опять моя политика умиротворения. Вы, видимо, все еще не ухватили сути фундаментальных требований нашего положения. С уходом анакреонцев наши проблемы не кончились. Они только начались. Четыре Королевства стали враждебны нам более чем когда-либо, поскольку каждое жаждало атомной энергии – и лишь страх перед остальными удерживал каждое из них от того, чтобы вцепиться нам в глотку. Мы балансировали на кончике острейшего меча, и малейший наклон в любую сторону… Если бы, к примеру, одно из королевств стало слишком сильным; или если бы два из них образовали коалицию… Вы понимаете?
– Без сомнения. Тогда-то и надо было начинать всеобъемлющую подготовку к войне.
– Напротив. Надо было вести дело к всеобъемлющему предотвращению войны. Я играл, противопоставляя одних другим. Я помогал по очереди каждому. Я предложил им науку, торговлю, обучение, научную медицину. Я добился, чтобы Терминус представлял для них ценность в качестве цветущей планеты, а не в качестве военной добычи. Эта политика работала тридцать лет.
– Да, но вы были вынуждены окружить эти научные дары самым откровенным маскарадом. Вы превратили их наполовину в религию, наполовину в галиматью. Вы соорудили иерархию жрецов и сложный, бессмысленный ритуал.
Хардин нахмурился.
– Ну и что из того? На мой взгляд, это вообще не имеет отношения к делу. Сперва я начал в таком духе, поскольку варвары глядели на нашу науку как на разновидность волшебной магии, и проще всего оказалось заставить их принять ее именно на этой основе. Жречество образовалось само собой, а если мы и помогали этому, то лишь шли по пути наименьшего сопротивления. Это несерьезно.
– Но эти жрецы состоят при энергостанциях. А это серьезно.
– Это так, но обучали их мы. Их познания являются чисто эмпирическими, и они твердо верят в окружающий их маскарад.
– А если один из них пробьется через ритуалы и будет обладать дарованием, достаточным, чтобы отринуть эмпирику? Что тогда помешает ему изучить подлинные методы и продать их наиболее подходящему покупателю? Какую цену тогда мы будем иметь для Королевств?
– Шансов на это мало, Сермак. Вы судите поверхностно. Лучшие люди со всех планет Королевств каждый год посылаются сюда, на Установление, и обучаются жречеству. А лучшие из них остаются здесь, как исследователи. Если вы думаете, что отбывающие, не имея практически никаких знаний об основах науки или, что еще хуже, обладая искаженными знаниями, преподаваемыми жрецам, смогут пробить преграды к атомной энергии, к электронике, к теории гипердвигателей – то вы судите о науке очень романтично и очень глупо. Чтобы зайти так далеко, нужно иметь настоящие мозги и готовиться всю жизнь.
Во время этой речи Йохан Ли резко поднялся и покинул помещение. Теперь он вернулся, и, когда Хардин кончил говорить, наклонился к уху своего начальника. Они шепотом обменялись парой слов, затем Ли вручил Хардину свинцовый цилиндр и, бросив враждебный взгляд на депутацию, занял свое кресло.