Он огляделся и добавил более энергично:
– Неужто Хардин такой дурак?
– Видимо, – пожал плечами Борт.
– Никогда! Что-то тут не то. Чтобы так тщательно и безнадежно перерезать собственную глотку, надо быть колоссально тупым. Хардин не мог оказаться таковым, даже будучи полным дураком, а последнее утверждение я отвергаю. С другой стороны – оснастить Анакреон всеми видами вооружений! Я этого не понимаю.
– Вопрос этот, признаться, непонятен, – сказал Борт, – но факты налицо. Что мы еще можем предположить?
– Откровенная измена, – отрывисто произнес Вальто. – Он у них на содержании.
Но Сермак нетерпеливо мотнул головой.
– И этого я не принимаю. Вся история столь нелепа и бессмысленна… Скажи-ка, Борт, слышал ли ты что-нибудь о боевом крейсере, который, как предполагается, Установление должно привести в порядок для использования в анакреонском флоте?
– Боевом крейсере?
– Старом имперском крейсере…
– Нет, не слышал. Но это ничего не значит. Базы военного флота – это религиозные святилища, куда обычный люд категорически не допускается. О состоянии флота вообще никогда не сообщают.
– Тем не менее, кое-какие слухи просочились. Люди из Партии поднимали этот вопрос в Совете. И Хардин ничего не отрицал. Его представитель угрожал распространителям слухов – не более того. Возможно, это тоже имеет значение.
– Все один к одному, – сказал Борт. – Кругом безумие. Одно сообщение хуже другого – если только они заслуживают доверия.
– Неужели, – заметил Орси, – Хардин располагает каким-то секретным оружием? Ведь это…
– Да, – со злостью произнес Сермак, – огромный дьявол из табакерки, который выскочит в нужный психологический момент и до смерти напугает старину Виениса. Если б Установление зависело от некоего секретного оружия, оно могло бы само взорвать себя ко всем чертям и избавиться от агонии в ожидании конца.
– Хорошо, – сказал Орси, поспешно сменив тему, – поставим вопрос так: сколько времени у нас осталось? Как ты думаешь, Борт?
– Не смотрите на меня так: я не знаю, хотя вопрос действительно именно в этом. Анакреонская пресса вообще никогда не упоминает об Установлении. В данное время она всецело заполнена предстоящими празднествами. Как вы знаете, на следующей неделе Лепольд станет совершеннолетним.
– Значит, у нас есть несколько месяцев, – Вальто впервые за весь вечер улыбнулся. – Это дает нам время…
– Это дает нам время, держи карман! – взревел нетерпеливо Борт. – Король – бог, говорю я вам. Вы думаете, что он должен провести пропагандистскую кампанию, чтобы воодушевить свой народ? Или вы думаете, что он должен обвинить нас в агрессии и дать волю дешевым эмоциям? Когда придет время нанести удар, Лепольд отдаст приказ, и народ пойдет в бой. Именно так. Вот в чем проклятие системы. Богу не задают вопросов. Приказ же он может отдать хоть завтра.
Все заговорили разом, и Сермак хлопнул пару раз по столу, призывая к тишине. Тут открылась входная дверь, и ворвался Леви Нораст. Он взлетел по лестницам, не снимая пальто и разбрасывая хлопья снега.
– Поглядите на это! – закричал он, бросив на стол мерзлую, усыпанную снегом газету. – И все визоры забиты тем же.
Пять голов склонились над развернутой газетой. Сермак приглушенно произнес:
– Великий Космос, он же отправляется на Анакреон! Отправляется на Анакреон!
– Это в самом деле измена, – взвизгнул возбужденно Тарки. – Провалиться мне, если Вальто не прав! Он продал нас и теперь отправляется туда за вознаграждением.
Сермак встал.
– У нас теперь нет выбора. Завтра я собираюсь просить Совет, чтобы он вынес вотум недоверия Хардину. А если и это провалится…
5.
Снегопад прекратился, но снег смерзся на земле толстым слоем, и скользивший мобиль с немалым трудом продвигался по пустынным улицам. Темно-серый свет едва брезжившей зари был холоден не только в поэтическом, но и в буквальном смысле – и даже в эти смутные для Установления времена никто, будь он акционистом или же сторонником Хардина, не обнаруживал достаточного рвения, чтобы в подобную рань показаться на улице.
Йохану Ли не нравилась вся затея, и его ворчание сделалось вполне различимым.
– Это будет плохо выглядеть, Хардин. Все скажут, что ты смылся.
– Пусть говорят, если им захочется. Мне надо попасть на Анакреон, и я желаю сделать это без помех. И хватит об этом, Ли.
Хардин откинулся в мягком кресле и зябко поежился. В хорошо обогреваемой машине холода не чувствовалось, но нечто неприятное в заснеженном мире раздражало его даже сквозь стекла. Он произнес задумчиво:
– Когда-нибудь, разобравшись с текущими делами, мы займемся погодой Терминуса. Это можно сделать.
– Я, – возразил Ли, – предпочел бы сперва увидеть завершение других дел. К примеру, как насчет погоды для Сермака? Хорошая, сухая камера, двадцать пять градусов выше нуля в течение всего года были бы кстати.
– Тогда мне в самом деле понадобились бы телохранители, – сказал Хардин, – и не только эти двое. – Он указал на двух сидящих впереди, рядом с водителем, здоровенных малых, пристально, не спуская рук с атомных бластеров, вглядывавшихся в пустые улицы. – Ты, видно, хочешь разжечь гражданскую войну.
– Я хочу? Поверь, в костре немало других поленьев, да и ворошить его особенно не потребуется, – Ли стал загибать пальцы. – Первое: Сермак вчера устроил бучу в Городском Совете и потребовал выразить тебе недоверие.
– Он имел полное право так поступить, – холодно ответил Хардин. – Кроме того, его требование провалилось: 206 против 184.
– Конечно. Большинством в двадцать два голоса, когда мы рассчитывали минимум на шестьдесят. И не отрицай того, что ты надеялся на шестьдесят.
– Да, пожалуй… – признал Хардин.
– Отлично. Второе: после голосования пятьдесят девять членов акционистской партии, закусив удила, помчались прочь из зала Совета.
Хардин молчал, и Ли продолжил:
– И третье: уходя, Сермак взвыл, что ты предатель, что ты отправляешься на Анакреон за вознаграждением, что большинство в Совете, провалив вотум недоверия, тем самым участвует в измене, и что их партия недаром именуется партией Действия. На что все это похоже?
– На обеспокоенность, я полагаю.
– А теперь ты удираешь на рассвете, точно преступник. Ты должен был противостоять им, Хардин – и, если придется, объявить военное положение, клянусь Космосом!
– Насилие есть последнее прибежище…
– Некомпетентных. Ба!
– Прекрасно. Увидим. Теперь, Ли, слушай меня внимательно. Тридцать лет назад открылся Свод Времени, и к пятидесятой годовщине основания Установления появилась запись Хари Селдона, чтобы впервые намекнуть нам, что же происходит на самом деле.
– Я припоминаю, – Ли задумчиво кивнул, слегка улыбнувшись. – Как раз в тот день, когда мы взяли власть.
– Именно. То было время нашего первого крупного кризиса. Ныне же происходит второй – и через три недели наступит восьмидесятая годовщина Установления. Не кажется ли тебе это в каком-то смысле знаменательным?
– Ты хочешь сказать, что Селдон появится снова?
– Я еще не кончил. Селдон, как ты понимаешь, никогда не говорил о том, что он еще вернется, но подобное в целом согласуется с его замыслом. Он всегда старался скрыть от нас все, что могло бы стать известно наперед. К тому же нужно разобрать Свод, чтобы выяснить, настроен ли компьютер на дальнейшие появления, – но, вероятно, при такой попытке он самоуничтожится. Я на всякий случай заходил туда в каждую годовщину после первого появления. Селдон ни разу не показался, но за все это время лишь сейчас начался настоящий кризис.
– Значит, он появится.
– Может быть. Я не знаю. Однако суть вот в чем. На сегодняшнем заседании Совета, объявив о моем отбытии на Анакреон, ты затем официально известишь членов Совета, что четырнадцатого марта появится новая запись Хари Селдона, содержащая сообщение исключительной важности по поводу только что успешно разрешенного кризиса. Это очень важно, Ли. Не добавляй к этому ничего, сколько бы вопросов тебе ни задавали.