Подле него сидел сгорбленный, постаревший шофер; мягко лавируя среди ветров, он чему-то улыбался.
Джорд Коммасон обратился к ветру, воздуху и небу:
— Ты помнишь, что я говорил тебе, Инчни?
Редкие седые волосы Инчни слегка колыхались на ветру. Его щербатая, тонкогубая улыбка стала шире, а продольные морщины на щеках углубились, словно он сам от себя скрывал некий вечный секрет. Свистящим полушепотом он произнес сквозь зубы:
— Я помню, господин, и я раздумывал над этим.
— И что же ты придумал, Инчни? — в вопросе слышалось раздражение.
Инчни вспомнил, что на Старом Транторе он был молод, красив и имел титул Лорда. Инчни вспомнил, что на Неотранторе он сделался уродливым старцем, обязанным своей жизнью милости Сквайра Джорда Коммасона и платившим за эту милость услугами своего изощренного ума. Он очень тихо вздохнул и прошептал снова:
— Гости с Установления, господин — это дело неплохое. Особенно, господин, если они явились только на одном корабле и имеют только одного мужчину, способного сражаться. Могут ли они нам пригодиться?
— Пригодиться? — угрюмо сказал Коммасон. — Может быть. Но эти люди — волшебники, и они могут быть могущественны.
— Фью, — прошелестел Инчни, — туман расстояния скрывает истину. Установление — обычный мир. Его граждане — обычные люди. Если в них выстрелить из бластера, они умрут.
Инчни вел аппарат по маршруту. Река внизу казалась искрящейся извилистой лентой. Он произнес:
— И разве не появился человек, о котором сейчас говорят все, который взволновал всю Периферию?
Коммасон проявил внезапную подозрительность:
— А ты что знаешь об этом человеке?
Лицо шофера больше не улыбалось.
— Ничего, господин. Это был лишь пустой вопрос.
Сквайр колебался недолго. Он сказал с грубой прямотой:
— Ты ничего не спрашиваешь впустую, и твой метод приобретения знаний еще доведет твою костлявую шею до тисков. На, получай! Этот человек зовется Мулом, и его подданный был здесь несколько месяцев назад… по делу. Теперь я жду другого… для завершения дела.
— А эти новоприбывшие? Не их ли вы ждете?
— Они не имеют необходимых признаков, по которым их можно было бы распознать.
— Сообщалось, что Установление захвачено…
— Я тебе этого не говорил.
— Так сообщалось, — хладнокровно продолжал Инчни, — и если это правда, то люди, о которых идет речь, могут оказаться беженцами, и их следовало бы задержать до прибытия человека от Мула — как знак искренней дружбы.
— Да? — Коммасон колебался.
— И, господин, поскольку хорошо известно, что друг завоевателя является лишь последней его жертвой, наши действия были бы лишь честной самообороной. Существуют же такие вещи, как психозонды, а здесь у нас четыре мозга Установления. Как об Установлении, так и о Муле полезно было бы накопить кое-какие знания. И тогда дружелюбие Мула стало бы чуть менее обременительным.
В тиши воздушных высей Коммасон, вздрогнув, вернулся к своим прежним мыслям.
— Но что если Установление не пало? Подумай! Если оно не пало… Мул надавал мне обещаний, это так… — он понял, что зашел слишком далеко и прикусил язык. — То есть он хвастался.
Но хвастовство — это ветер; прочны лишь дела.
Инчни бесшумно рассмеялся.
— Дела поистине прочны, пока не начаты. Едва ли можно найти более отдаленный повод для опасений, чем Установление на краю Галактики.
— Но есть еще принц, — пробормотал Коммасон почти про себя.
— Значит, он тоже вступил в контакты с Мулом, господин?
Коммасон не смог полностью подавить недовольство, исказившее его черты.
— Не вполне. Не так близко, как я. Но принц становится все более диким, все более неуправляемым. Им овладел демон. Если я схвачу этих людей, он может забрать их для собственных целей… ибо он не лишен определенной проницательности… я пока еще не готов ссориться с ним, — он нахмурился, и его тяжелые щеки отвисли в негодовании.
— Вчера на несколько секунд я успел увидеть этих чужеземцев, — безразлично сказал седой шофер. — Эта брюнетка — женщина необычная. У нее свободная, почти мужская походка, и она наделена бледностью, впечатляющей на фоне темного блеска волос, — в хриплом шепоте увядшего голоса слышались почти сердечные интонации, и Коммасон со внезапным удивлением взглянул на шофера.
Инчни продолжал:
— Я думаю, проницательность принца не защитит его от необходимости прибегнуть к компромиссу. Вы могли бы получить остальных, если отдадите ему девушку…
На Коммасона снизошло озарение.
— Вот это мысль! Настоящая мысль! Инчни, разворачивай! И если все обернется хорошо, Инчни, мы еще обсудим вопрос о твоем освобождении.
По возвращении Коммасона ждало почти сверхъестественное предзнаменование: он обнаружил в своем личном кабинете Персональную Капсулу, прибывшую незадолго до того на длине волны, известной лишь немногим. Коммасон плотоядно улыбнулся. Человек Мула должен был прибыть очень скоро, а Установление в самом деле пало.
…Бейту иногда посещали туманные видения императорского дворца, но с представшей ее глазам реальностью они не очень-то сопрягались, и в ней росло смутное чувство разочарования.
Помещение было небольшим, без особых изысков, почти ординарным. Дворец не мог сравниться даже с резиденцией мэра на Установлении, — а Дагоберт IX…
Бейта имела вполне определенные представления о том, каким должен быть император. Он не должен казаться добрым дедушкой. Он не может быть тощим, седым и угасшим, и собственноручно подавать чашки чая, заботясь о комфорте гостей.
Но действительность оказалась именно такой.
Дагоберт IX подливал чай в чашку, которую Бейта держала своими застывшими пальцами и ворковал:
— Это огромное удовольствие для меня, моя дорогая. Ни церемоний, ни придворных. У меня уже давно не было случая принимать гостей из моих внешних провинций. С тех пор, как я постарел, об этих мелочах заботится мой сын. Вы не знакомы с моим сыном? Чудный мальчик. Возможно, несколько упрям. Но ведь он молод. Не желаете ли капсулу для аромата? Нет?
Торан попытался вмешаться:
— Ваше императорское величество…
— Да?
— Ваше императорское величество, в наши намерения не входило вторгаться к вам…
— Глупости, никакого вторжения. Нынче вечером состоится официальный прием, но до тех пор мы свободны. Повторите, откуда вы прибыли? Долгое время, как мне кажется, у нас не было официальных приемов. Вы сказали, что вы из провинции Анакреона?
— С Установления, ваше императорское величество!
— Да, с Установления. Я вспомнил. Я отыскал его. Это в провинции Анакреона. Я там никогда не бывал. Мой доктор запрещает продолжительные путешествия. В последнее время у меня не было известий от моего вице-короля на Анакреоне. Как там обстоят дела? — заключил он беспокойно.
— Государь, — пробормотал Торан, — я не могу пожаловаться.
— Это радует. Я должен буду поощрить моего вице-короля.
Торан беспомощно глянул на Эблинга Миса, возвысившего свой грубоватый голос:
— Государь, нам было сказано, что для посещения Библиотеки Имперского Университета на Транторе нужно ваше разрешение.
— Трантор? — мягко спросил император. — Трантор?
Гримаса странной боли прошла по его узкому лицу.
— Трантор? — прошептал он. — Теперь я вспомнил. Я сейчас готовлю план возвращения туда с армадой кораблей. Вы отправитесь со мной. Вместе мы уничтожим мятежника Гилмера. Вместе восстановим империю!
Его согнутая спина распрямилась. Его голос окреп. На миг взгляд его приобрел твердость.
Затем он моргнул и тихо произнес:
— Но Гилмер мертв. Я, кажется, припоминаю… Да. Да! Гилмер мертв! Трантор мертв… На миг показалось… Откуда, говорите, вы прибыли?..