Он тяжело поднялся с кресла и подошел к водоохладителю.
— Они неплохие люди, Ли, когда пристанут к своей Энциклопедии — и мы проследим, чтобы они цеплялись за нее и в будущем. Но они безнадежно некомпетентны, когда дело доходит до управления Терминусом. Теперь иди и раскручивай дело. Я хочу побыть один.
Он сел в углу своего стола и уставился на чашку воды.
О космос! Если бы его самоуверенный вид действительно соответствовал тому, что он чувствовал! Анакреонцы должны были высадиться через двое суток, а он мог действовать лишь на основе набора догадок и наблюдений относительно того, к чему вел дело Хари Селдон последние пятьдесят лет. По правде говоря, он даже не был настоящим психологом — просто едва обученным неумехой, старающимся предугадать планы величайшего ума столетия.
А если Фара был прав; если Анакреоном и ограничиваются все проблемы, предвиденные Хари Селдоном; если Энциклопедия и есть все, что он хотел сохранить — тогда какой смысл в государственном перевороте?
Он пожал плечами и допил свою воду.
7.
Свод был обставлен креслами в количестве куда больше шести, словно ожидалось множество гостей. Хардин задумчиво отметил это и устало присел в углу — по возможности подальше от остальных пяти присутствующих.
Члены Коллегии, видимо, не протестовали против такого размещения. Они шепотом переговаривались между собой, но шепот скоро превратился в свистящие односложные звуки, которые быстро сошли на нет. Разве что Джорд Фара казался более или менее спокойным. Он извлек часы и мрачно уставился на них.
Хардин взглянул на собственные часы, а затем — на совершенно пустой стеклянный куб, который занимал половину помещения. Он являлся единственной необычной вещью в комнате; в остальном не было и намека на то, что компьютер где-то отсчитывает последние мгновения времени вплоть до момента, когда заструится мюонный пучок, замкнется контакт и…
Свет померк!
Он не выключился совсем, но потускнел с такой стремительностью, что Хардин подскочил. Он изумленно поднял глаза на потолочные лампы, а когда опустил их, стеклянный куб уже не был пуст.
Там появилась фигура человека, сидящего в кресле-каталке!
Несколько мгновений этот человек, ничего не говоря вслух, вертел в руках книгу, которая до того в закрытом виде лежала у него на коленях. Затем он улыбнулся, и лицо его словно ожило.
— Я Хари Селдон, — сказал он.
Голос был старый и мягкий.
Хардин почти приподнялся, чтобы поздороваться и еле успел удержаться.
Голос продолжал в тоне обычной беседы:
— Как видите, я прикован к этому креслу и не могу встать, чтобы приветствовать вас. Несколько месяцев назад — в мое время — ваши деды направились на Терминус, а вскоре меня постиг, весьма некстати, паралич. Я не могу видеть вас, как вы понимаете, так что не могу и приветствовать вас должным образом. Я даже не знаю, сколько вас тут, так что можете вести себя без церемоний. Если кто-то стоит — садитесь, пожалуйста; курите, если желаете, я не возражаю, — последовал мягкий смешок. — Да и зачем? На деле меня тут нет.
Хардин почти автоматически полез за сигарой, но передумал.
Хари Селдон отложил свою книгу — как бы на невидимый стол, — и она исчезла, как только его пальцы отпустили ее. Он сказал:
— Прошло пятьдесят лет с тех пор, как было основано это Установление — пятьдесят лет, в течение которых члены Установления не имели представления, чем они занимаются. Это незнание было необходимо, однако теперь необходимость отпала. Для начала: Энциклопедическое Установление есть обман — и всегда было обманом!
Позади Хардина послышалась возня, прозвучала пара сдавленных восклицаний, но он не оборачивался.
Хари Селдон был, разумеется, невозмутим. Он продолжал:
— Это обман в том смысле, что ни меня, ни моих коллег не беспокоит, был ли опубликован хотя бы один том Энциклопедии. Он выполнил свою цель, ибо с его помощью мы добились у Императора имперской хартии, им мы завлекли сто тысяч человек, необходимых для нашего плана, и с его помощью мы смогли удержать их в занятости, пока события не сформируются, пока не будет слишком поздно, чтобы пойти на попятный.
Пятьдесят лет вы трудились над этим обманным проектом — нет нужды смягчать слова, — и вот путь к вашему возвращению отрезан; теперь у вас нет иного выбора, кроме как продолжать бесконечно более важный проект, который был и остается нашим настоящим планом.