— Потому что не знаю, как все обернется. Ты глубоко увяз, Хардин, и играешь слишком опасно.
— И ты? — пробормотал Хардин, добавив вслух: — Ты хочешь сказать, что собираешься вступить в новую партию Сермака?
Ли против воли улыбнулся.
— Ладно. Ты выиграл. Как насчет обеда?
2.
Хардину — известному острослову — приписывалось много эпиграмм, но немалое число их, вероятно, представляло собой апокрифы. Тем не менее сообщают, что он как-то сказал:
— Стоит бывать прямолинейным, особенно если ты имеешь репутацию хитреца.
Поли Верисоф не раз имел возможность поступать согласно этому совету в течение четырнадцати лет своего двойственного положения на Анакреоне. Смысл, крывшийся в этой двойственности, часто и неприятно напоминал ему танцы босиком на раскаленном металле.
Для народа Анакреона он был верховным жрецом, представителем того самого Установления, которое для этих "варваров" являлось вершиной тайны и средоточием религии, развитой ими (при помощи Хардина) за последние три десятилетия. В этом качестве он принимал почести, сделавшиеся ужасно утомительными, ибо в душе он презирал ритуал, центром которого являлся.
Но для королей Анакреона — как для старого, так и для его молодого внука, ныне занимавшего трон, — он был просто послом силы, одновременно пугающей и желанной.
В целом это была нелегкая работа, и единственный визит на Установление за последние три года, несмотря на спровоцировавший его серьезный инцидент, все же чем-то походил на праздник. А так как далеко не в первый раз Верисоф должен был путешествовать в обстановке абсолютной секретности, он снова последовал изречению Хардина о пользе прямолинейности.
Он переоделся в обычный костюм — само по себе праздничное событие — и занял место на пассажирском лайнере до Установления, во втором классе. Прибыв в Терминус, он протиснулся через толпу в космопорте и позвонил в мэрию с общественного визифона.
— Меня зовут Джан Смайт. Сегодня мне назначена встреча с мэром, — сказал он.
Обладавшая замогильным голосом, но расторопная девица на противоположном конце, связавшись еще с кем-то и обменявшись несколькими словами, сообщила Верисофу сухим, механическим тоном:
— Мэр примет вас через полчаса, сударь, — и экран погас.
Вслед за этим посол купил последний выпуск "Городских ведомостей" Терминуса, забрел в парк при мэрии и, присев на первую же свободную скамейку, прочел передовицу, спортивный раздел и страничку юмора. По истечении получаса он сунул газету подмышку, вошел в мэрию и представился в приемной.
Проделав все это, он, в силу абсолютно откровенного характера своих действий, оставался совершенно неузнаваем и неуязвим: никто и не подумал удостоить его повторного взгляда.
Хардин поднял голову и ухмыльнулся.
— Бери сигару! Как прошло путешествие?
Верисоф сказал, угощаясь сигарой:
— Любопытно. В соседней каюте помещался жрец, направлявшийся сюда, чтобы прослушать специальный курс о приготовлении радиоактивной синтетики — для борьбы с раком.
— Уж конечно, он не называл ее радиоактивной синтетикой?
— Наверное, нет! Для него это была Священная Пища.
— Продолжай, — улыбнулся мэр.
— Он завлек меня в теологическую дискуссию и сделал все, что мог, дабы отвлечь меня от мерзкого материализма.
— И так и не признал своего верховного жреца?
— Без моего малинового одеяния? К тому же он был со Смирно. Однако то был поучительный пример. Сказать по правде, Хардин, религия науки обрела изрядную силу. Я написал эссе на эту тему — только для собственного развлечения; печатать его не стоит. Если рассматривать проблему социологически, то, кажется, следует признать, что когда старая Империя начала подгнивать с краев, наука не смогла этого предотвратить. Чтобы реабилитировать себя перед внешними мирами, ей необходимо было предстать в ином обличьи — и именно это она и сделала. Это сработало превосходно.
— Любопытно! — мэр закинул руки за шею. — Давай рассказывай о положении на Анакреоне!
Посол нахмурился и вытащил сигару изо рта. Он с отвращением взглянул на нее и отложил в сторону.
— Положение, можно сказать, весьма скверное.
— Иначе ты не был бы здесь.
— Да уж конечно. Ситуация такова. Ключевую роль на Анакреоне играет принц-регент Виенис. Он дядя короля Лепольда.
— Я знаю. Но в будущем году Лепольд достигнет совершеннолетия, разве не так? Кажется, в феврале ему будет шестнадцать.
— Да, — посол сделал паузу, а затем, скривившись, добавил: — Если он доживет. Отец короля умер при подозрительных обстоятельствах. Игольная пуля в грудь во время охоты. Объявили несчастным случаем.