Хардин небрежно взглянул.
— "Группа советников формирует новую политическую партию".
— Вот именно, — Верисоф нервничал. — Я понимаю, что ты лучше меня разбираешься во внутренних делах, но они критикуют тебя как угодно, разве что к рукоприкладству не переходят. Насколько они сильны?
— Чертовски сильны. Вероятно, после следующих выборов они будут контролировать Совет.
— А не раньше? — Верисоф искоса глянул на мэра. — Есть и другие способы захватить контроль, помимо выборов.
— Ты что, принимаешь меня за Виениса?
— Нет. Но ремонт звездолета займет месяцы, а после этого они нападут обязательно. Наши уступки будут восприняты как знак слабости, а имперский крейсер вдвое усилит мощь флота Виениса. Он нападет. Это так же верно, как то, что я — великий жрец. Зачем рисковать? Сделай одно из двух. Либо раскрой план кампании Совету, либо начинай дело с Анакреоном сейчас!
Хардин нахмурился.
— Начинать дело сейчас? До наступления кризиса? Это как раз то, чего я не должен делать. Видишь ли, существует Хари Селдон со своим Планом.
Верисоф недоверчиво произнес:
— Значит, ты абсолютно уверен, что План существует?
— В этом вряд ли можно сомневаться, — последовал жесткий ответ. — Я присутствовал при открытии Свода Времени, и видел Селдона собственными глазами.
— Я имел в виду не это, Хардин. Я просто не представляю, как можно планировать историю на тысячу лет вперед. Может быть, Селдон переоценил себя, — он слегка заерзал, увидев ироническую усмешку Хардина, и добавил, — но впрочем, я не психолог.
— Вот именно. Собственно, как никто из нас. Но в молодости я получил кое-какую элементарную подготовку — достаточную, чтобы понять, на что способна психология, даже если я сам не в состоянии использовать ее возможности. Нет сомнений, что Селдон сделал именно то, о чем говорил. Установление, как он утверждает, было основано как научное убежище — как средство, с помощью которого наука и культура умирающей Империи должны были сохраниться в начинающихся веках варварства, чтобы в итоге расцвести, дав начало Второй Империи.
Верисоф кивнул с несколько сомневающимся видом.
— Все знают, что события, как предполагается, должны идти таким путем. Но можем ли мы позволить себе полагаться на случайности? Можем ли мы рисковать настоящим во имя туманного будущего?
— Мы обязаны — поскольку будущее отнюдь не туманно. Оно вычислено и спланировано Селдоном. Каждый очередной кризис в нашей истории занесен на график и зависит в некоторой степени от успешного завершения предыдущих. Это лишь второй кризис, и лишь Космос знает, какое влияние в итоге может оказать даже крошечное отклонение.
— Это лишь пустые рассуждения.
— Нет! Хари Селдон сказал в Своде Времени, что при каждом кризисе наша свобода действий будет ограничиваться до такой степени, пока не останется лишь один путь.
— Чтобы держать нас в узде?
— Чтобы не давать нам сбиться с пути, вот именно. Следовательно, до тех пор, пока возможен более чем один вариант действий, кризис еще не достигнут. Мы должны позволить событиям развиваться так долго, как только сможем, и, клянусь Космосом, именно это я и собираюсь сделать.
Верисоф не ответил. Он с недовольным видом покусывал губу. Всего год назад Хардин впервые обсуждал с ним весьма серьезный вопрос: как противостоять враждебным приготовлениям Анакреона? И то потому лишь, что его, Верисофа, смущала политика дальнейшего умиротворения.
Хардин, видимо, угадал мысли своего посла.
— Было бы правильнее никогда ничего не рассказывать тебе об этом.
— Почему ты так говоришь? — воскликнул Верисоф в изумлении.
— Потому что сейчас шесть человек — ты, я, остальные трое послов и Йохан Ли — отлично представляют, что нас ждет впереди; а я чертовски боюсь, что идея Селдона заключалась как раз в том, чтобы никто ничего не знал.
— Почему?
— Потому что даже изощренная психоистория Селдона имеет пределы. Она не может справиться со слишком большим числом независимых переменных. Селдон не мог принимать во внимание личности отдельных людей, так же как нельзя приложить кинетическую теорию газов к отдельным молекулам. Он работал с населением целых планет, с толпами, и только слепыми толпами, которые не знают заранее о результатах своих действий.
— Это не очевидно.
— Ничего не могу поделать. Я не такой уж психолог, чтобы объяснить это с научной точки зрения. Но вот что тебе, должно быть, известно. На Терминусе нет подготовленных психологов и математических трудов по этой науке. Очевидно, Селдон хотел, чтобы мы двигались вслепую — и, вследствие этого, в нужную сторону, — в соответствии с законами психоистории для толпы. Я уже говорил тебе как-то, что, изгнав в первый раз анакреонцев, никогда не представлял, к чему мы пойдем. Я думал поддержать баланс сил, не более. Лишь впоследствии мне показалось, что я вижу систему в ходе событий; но я делал все от меня зависящее, чтобы не поступать в согласии с этим знанием. Помехи, связанные с наперед известными вещами, выбили бы План из колеи.