— Вино с Локриса, Хардин, — сказал Виенис, — из королевских погребов. Настоящая вещь, двухсотлетней выдержки. Было заложено еще за десять лет до Зеонского Восстания.
— Поистине королевский напиток, — вежливо согласился Хардин. — За Лепольда Первого, короля Анакреона.
Они выпили, и Виенис, помедлив, льстиво добавил:
— А вскоре и императора Периферии, а там кто знает? Галактика когда-нибудь может объединиться вновь.
— Без сомнения. Под эгидой Анакреона?
— Почему бы и нет? С помощью Установления наше научное превосходство над остальной Периферией станет неоспоримым.
Хардин поставил пустой бокал на стол и произнес:
— Что ж, именно так, но с тем, разумеется, исключением, что Установление призвано содействовать любой нации, которая обратится к нему за научной помощью. Ввиду высокого идеализма нашего правительства и великих моральных заветов нашего основателя Хари Селдона мы не в состоянии играть в фаворитизм. Тут ничего не поделаешь, ваше высочество.
Улыбка Виениса стала шире.
— Как говорит народная мудрость, Галактический Дух помогает тем, кто сам о себе заботится. Я прекрасно понимаю, что Установление, будучи предоставлено само себе, никогда не станет сотрудничать.
— Я бы так не сказал. Мы отремонтировали для вас имперский крейсер, хотя моя Навигационная Коллегия желала забрать его себе в целях изучения.
Регент с иронией повторил последние слова.
— В целях изучения! Да! И все же вы бы не ремонтировали корабль, если бы я не угрожал вам войной.
Хардин сделал пренебрежительный жест.
— Я не знаю.
— А я знаю. И угроза эта останется всегда.
— И сейчас остается?
— Сейчас уже слишком поздно говорить об угрозах, — Виенис бросил взгляд на часы, стоявшие на его столе. — Видите ли, Хардин, как-то вы уже побывали на Анакреоне. Вы, подобно мне, были тогда молоды. Но даже тогда мы имели совершенно различные взгляды на то, как следует вести дела. Ведь вы из тех, кого именуют миротворцами, не так ли?
— Наверное, да. По крайней мере, я считаю насилие неэкономичным способом достижения целей. Всегда имеются лучшие варианты, хотя иногда они бывают не столь очевидны.
— Да. Я слышал о вашем знаменитом изречении: "Насилие — последнее прибежище некомпетентных". И все же, — регент почесал ухо в притворной рассеянности, — я бы не назвал себя таким уж некомпетентным.
Хардин вежливо кивнул, не сказав ни слова.
— И, несмотря на это, — продолжал Виенис, — я всегда верил в непосредственные действия. Я верил, что надо прокладывать прямой путь к цели и следовать по этому пути. Я многого добился таким образом и с полным правом надеюсь достичь еще большего.
— Я знаю, — вмешался Хардин. — Полагаю, вы прокладываете описанный вами прямой путь для вас и ваших детей, — путь, который ведет прямо к трону, — если учесть недавнюю трагическую гибель отца короля, вашего старшего брата, и хрупкое здоровье самого короля. Ведь у него хрупкое здоровье, не правда ли?
Виенис нахмурился при этом выпаде и заговорил жестче.
— Я бы посоветовал вам, Хардин, избегать определенных тем. Вы, может быть, считаете, что как мэр Терминуса имеете право делать… э… неразумные замечания, но, прошу вас, разуверьтесь в этом. Я не из тех, кого можно запугать словами. Моя жизненная философия всегда заключалась в том, что трудности исчезают, если их встречаешь открыто, и я никогда не отворачивался от них.
— Я в этом не сомневаюсь. И перед какой же именно трудностью вы отказываетесь отступить в данное время?
— Трудность, Хардин, состоит в том, чтобы убедить Установление сотрудничать. Ваша мирная политика, видите ли, привела вас к совершению ряда очень серьезных ошибок — просто потому, что вы недооценили смелость своего соперника. Не все, подобно вам, так боятся прямых действий.
— К примеру? — поинтересовался Хардин.
— К примеру вы явились на Анакреон в одиночестве и в одиночестве же проследовали за мной в мои покои.
Хардин осмотрелся по сторонам.
— А что в этом плохого?
— Ничего, — сказал регент, — за исключением того, что снаружи этого помещения находятся пять полицейских стражников, хорошо вооруженных и готовых открыть огонь. Я не думаю, чтобы вы смогли уйти, Хардин.
Брови мэра поднялись.
— А я и не намереваюсь тут же уходить. Значит, вы так меня боитесь?
— Я вас вовсе не боюсь. Но это, может быть, продемонстрирует вам мою решимость. Будем называть это жестом с моей стороны.