— Называйте как вам угодно, — безразлично произнес Хардин. — Я не буду переживать по поводу этого инцидента, как бы вы его не назвали.
— Я уверен, что со временем ваше отношение изменится. Но вы сделали и другую ошибку, Хардин, более серьезную. Планета Терминус, как кажется, почти совершенно не защищена.
— Естественно. Чего нам бояться? Мы не угрожаем ничьим интересам и служим всем одинаково.
— И, оставаясь беспомощными, — продолжал Виенис, — вы любезно помогли нам вооружиться, особенно способствуя развитию нашего собственного флота, великого флота. В сущности, такого флота, которому после вашего дара — имперского крейсера — сопротивляться невозможно.
— Ваше высочество, вы тратите время зря, — Хардин сделал движение, словно поднимаясь с кресла. — Если вы намереваетесь объявить войну и информируете меня об этом обстоятельстве, то позвольте мне немедленно связаться с моим правительством.
— Сидите, Хардин. Я не объявляю войны, и вы не свяжетесь со своим правительством. Когда война разразится — она не будет объявлена, Хардин, а разразится, — Установление в должное время будет проинформировано о ней атомными бластерами Анакреонского флота во главе с флагманом "Виенис", некогда крейсером имперского флота, под общим командованием моего собственного сына.
Хардин нахмурился.
— И когда же это произойдет?
— Если вам в самом деле интересно, то… Корабли флота покинули Анакреон ровно пятьдесят минут назад, в одиннадцать, а первый выстрел раздастся сразу же на подходе к Терминусу, завтра в полдень. Вы можете считать себя военнопленным.
— Я именно им себя и считаю, ваше высочество, — сказал Хардин, все еще хмурясь. — Но я разочарован.
Виенис презрительно фыркнул.
— И все?
— Да. Я думал, что момент коронации — полночь — будет более подходящим временем для отправки флота. Видимо, вы хотели начать войну, оставаясь регентом. В противном случае все было бы еще более драматично.
Регент уставился на него.
— О Космос! Что это вы несете?
— А вы не понимаете? — мягко сказал Хардин. — Я назначил мой контрудар на полночь.
Виенис вскочил с кресла.
— Вы мне тут не блефуйте. Никакого контрудара нет. Если вы рассчитываете на поддержку остальных королевств, то забудьте о ней. Их флоты, даже вместе взятые, не сравнятся с нашим.
— Я это знаю. Я не собираюсь стрелять ни разу. Просто неделю назад было разослано сообщение о том, что сегодня, начиная с полуночи, планета Анакреон попадает под интердикт.
— Интердикт?
— Да. Если вы не понимаете, я поясню. Все жрецы на Анакреоне забастуют — если я не отменю приказа. Но я не могу его отменить, пока меня удерживают без средств связи; да и в противном случае я бы этого не сделал! — он подался вперед и добавил с неожиданным оживлением: — Соображаете ли вы, ваше высочество, что нападение на Установление есть не что иное как омерзительнейшее святотатство?
Виенис явно старался овладеть собой.
— Избавьте меня от этого, Хардин. Оставьте эти разговоры для толпы.
— Мой дорогой Виенис, а для кого же, как вы думаете, я их оставил? Полагаю, что в течение последнего получаса каждый храм на Анакреоне окружен толпой, внимающей жрецу, который посвящает их в это самое обстоятельство. На Анакреоне не останется ни одного мужчины, ни одной женщины, не поставленных в известность о том, что их правительство развязало коварное, неспровоцированное нападение на центр их религии. Но до полуночи осталось лишь четыре минуты. Вы лучше пойдите вниз, в бальный зал, чтобы понаблюдать за событиями. Я же буду здесь, в безопасности, с пятью стражниками за дверью.
Он откинулся в кресле, налил себе еще бокал локрисского вина и уставился в потолок с видом полного безразличия. Охваченный яростью Виенис выбежал из комнаты.
Шум в зале среди знати к этому времени утих, и широкий проход к трону расчистился. Лепольд теперь восседал на нем: руки на подлокотниках, голова поднята, лицо каменное. Огромные канделябры потускнели, и в рассеянном многоцветном свечении крошечных атомных ламп, вделанных в сводчатый потолок, гордо сияла царственная аура, высоко вздымаясь над головой Лепольда в виде сверкающего венца.
Виенис остановился на лестнице. Никто не замечал его: все взгляды были обращены к трону. Сжав кулаки, он остался стоять: Хардин своим блефом не побудит его к действиям.
И тут трон вздрогнул. Он бесшумно поднялся вверх и медленно поплыл с возвышения вниз по ступеням, а затем горизонтально, в пяти сантиметрах над полом, двинулся к широкому, огромному окну.
При звуке гулкого колокола, отмечающего полночь, он остановился перед окном — и аура короля погасла.