Голос со всхлипом оборвался, и экран погас.
Пальцы Хардина быстро коснулись атомной лампы, и ее свет померк. В полутьме недавний регент, король и солдаты превратились в туманно очерченные тени; и впервые стало видно, что Хардина окружает аура.
Это был не тот слепящий свет, который являлся прерогативой королей, но менее заметный, менее впечатляющий, и все же в своем роде более эффективный — и гораздо более полезный.
В голосе Хардина звучала мягкая ирония при обращении к тому Виенису, который часом раньше объявил его военнопленным, а Терминус — на грани уничтожения, — и который теперь был неразборчивой тенью, сломленной и безмолвной.
— Есть старая притча, — сказал Хардин, — возможно, не менее старая, чем само человечество, ибо древнейшие записи, включающие ее, являются лишь копиями других записей, еще более древних, — и она, быть может, заинтересует вас. Она начинается так:
"Конь имел могучего и опасного врага — волка, и жил в постоянном страхе за свою жизнь. В полном отчаянии он решил поискать себе сильного союзника. Поэтому он пришел к человеку и предложил ему союз, подчеркнув, что волк враждебен также и человеку. Человек сразу же принял содружество и предложил немедленно убить волка, если новый партнер поможет ему, предоставив в его распоряжение свою резвость. Конь охотно согласился и позволил человеку надеть на себя уздечку и седло. Человек оседлал коня, поскакал за волком и убил его.
Конь, радостный и воспрявший духом, поблагодарил человека и сказал: "Теперь, когда наш враг мертв, забери свои уздечку и седло, и верни мне свободу".
На что человек громко рассмеялся, ответил: "Никогда!", и как следует пришпорил коня".
Царило молчание. Тень, еще недавно бывшая Виенисом, не пошевельнулась.
Хардин спокойно продолжал:
— Как я надеюсь, вы улавливаете аналогию. В нетерпеливом желании навечно закрепить власть над своим народом короли Четырех Королевств приняли религию науки, которая сделала их божественными; но эта же религия науки стала для них уздечкой и седлом, ибо отдала жизнетворную кровь атомной энергии в руки жречества — того самого жречества, которое, заметьте, получало приказы от нас, а не от вас. Вы убили волка, но не смогли избавиться от…
Виенис вскочил на ноги; в полумраке его безумные глаза казались впадинами. Его голос был хрипл и неразборчив.
— И все же я доберусь до тебя. Ты не убежишь! Ты сгниешь здесь. Пусть они взорвут нас. Пусть они взорвут все. Ты подохнешь! Я доберусь до тебя! Солдаты! — загремел он в истерике. — Пристрелите этого дьявола. Стреляйте! Стреляйте в него!
Хардин повернулся в кресле лицом к солдатам и улыбнулся. Один из них поднял было свой атомный бластер — и опустил его. Прочие даже не шелохнулись. Сальвор Хардин, мэр Терминуса, окруженный мягкой аурой, улыбающийся столь доверительно; тот самый человек, перед которым рассыпалась в пыль вся мощь Анакреона… — это было для них слишком, что бы там ни приказывал вопящий за спиной маньяк.
Виенис невнятно закричал и бросился к ближайшему солдату. В ярости он вырвал у того из рук атомный бластер, нацелил на Хардина, который даже не пошевельнулся, и надавил на спуск.
Бледный луч натолкнулся на силовое поле, окружавшее мэра Терминуса, и был этим полем безвредно поглощен и нейтрализован. Виенис еще раз нажал на спуск и горько расхохотался.
Хардин по-прежнему улыбался. Аура силового поля стала чуть ярче, впитав в себя энергию атомного разряда. Лепольд в своем углу закрыл глаза и застонал.
С воплем отчаяния Виенис, повернув бластер, выстрелил снова — и грохнулся на пол с разнесенной в пыль головой.
Хардин, передернувшись при этом зрелище, пробормотал:
— Человек "решительных действий" — до самого конца. Последнее прибежище!
9.
Свод Времени был забит битком; забит настолько, что сидячих мест не хватило, и люди выстроились в три ряда у задней стенки.
Сальвор Хардин мысленно сравнивал это многолюдное общество с теми несколькими посвященными, которые тридцать лет назад присутствовали в момент первого появления Хари Селдона. Тогда их было лишь шестеро: пятеро старых энциклопедистов — все они уже скончались — и он сам, молодой марионеточный мэр. Именно в тот день определение "марионеточный", с помощью Йохана Ли, перестало соответствовать его должности.