— Нет причин ее запирать. Вам что-то от меня нужно?
— Да.
Незнакомец остался стоять в центре комнаты. Он был крупным, рослым человеком.
— Здесь живете только вы.
— Это место уединенное, — согласился Барр, но к востоку находится город. Я могу показать вам дорогу.
— Попозже. Могу я сесть?
— Если стулья вас выдержат, — сказал старик серьезно.
Стулья тоже были старыми. Остатки былого блеска.
Незнакомец сказал:
— Меня зовут Гобер Мэллоу. Я прибыл из дальней провинции.
Барр кивнул и улыбнулся.
— Ваш язык давно выдал вас. Я Онум Барр с Сивенны — и некогда патриций Империи.
— Так значит, это в самом деле Сивенна. У меня были только старые карты для ориентировки.
— Они, видимо, и вправду старые, раз положение звезд уже успело измениться.
Барр сидел совершенно спокойно, пока его гость смотрел куда-то задумчивым взглядом. Старик заметил, что атомное защитное поле вокруг пришельца исчезло, и горько признался сам себе, что его персона больше не устрашает незнакомцев — и даже, к сожалению (а может быть — к счастью?), его врагов. Он сказал:
— Мой дом беден, и мои запасы скудны. Вы можете разделить их со мной, если ваш желудок справится с черным хлебом и сушеным зерном.
Мэллоу покачал головой.
— Нет, я ел, и я не могу задерживаться. Все, что мне нужно — это объяснения, как добраться до центра здешнего руководства.
— Дать их достаточно легко. Как бы я ни был беден, это ничего у меня не отнимет. Вы имеете в виду столицу планеты или имперского сектора?
Глаза молодого человека прищурились.
— Разве это не одно и то же? Разве это не Сивенна?
Старый патриций медленно кивнул.
— Сивенна, да. Но Сивенна больше не является столицей Норманнского сектора. Ваша старая карта все-таки подвела вас. Звезды могут не сдвигаться с места веками, но политические границы слишком зыбки.
— Это плохо. В сущности, очень плохо. А далеко ли новая столица?
— Она на Орше II. В двадцати парсеках. Ваша карта укажет вам. Насколько она стара?
— Ей сто пятьдесят лет.
— Такая старая? — старик вздохнул. — С тех пор история развивалась бурно. Вы хоть что-нибудь о ней знаете?
Мэллоу покачал головой. Барр сказал:
— Вы счастливец. Для провинций это были тяжелые времена, исключая правление Станнелла VI, а он умер пятьдесят лет назад. С тех пор — мятежи и гибель, гибель и мятежи.
Барр остановился, не желая показаться слишком болтливым. Жить здесь было одиноко, и так мало представлялось случаев поговорить с кем-либо.
Мэллоу сказал с неожиданной резкостью:
— Гибель? Да? Вы говорите так, словно провинция оскудела.
— Возможно, не в абсолютном смысле. Физические ресурсы двадцати пяти первоклассных планет исчерпаются не так-то быстро. Однако в сравнении с изобилием прошлого века мы давно катимся под гору, и нет никаких признаков поворота вспять — во всяком случае, пока. А вы-то зачем всем этим интересуетесь, молодой человек? Вы — сама жизнь, взор ваш сверкает!
Торговец чуть покраснел: эти потухшие глаза, казалось, слишком глубоко заглянули в его собственные и улыбнулись увиденному там. Он сказал:
— Послушайте, я — купец издалека, с края Галактики. Я нашел разные старые карты и путешествую в поисках новых рынков сбыта. Естественно, рассказы об опустошенных провинциях меня беспокоят. Нельзя получить деньги в том мире, где денег нет. Как насчет Сивенны, к примеру?
Старик подался вперед.
— Я не могу сказать. Может быть, она на что-то годится и сейчас. Но неужто вы купец? Вы больше похожи на воина. Вы не убираете руки с оружия, а на вашей скуле заметен шрам.
Мэллоу мотнул головой.
— Там, откуда я прибыл, не очень-то много законности. Драки и шрамы входят в накладные расходы купца. Но драки имеют смысл только тогда, если по завершении они приносят деньги, и я бываю особенно рад, если мне предоставляется возможность получить их без драки. Так найду ли я здесь достаточно денег, чтобы оправдать драки? Поскольку, кажется, ввязаться в драку здесь легче легкого.
— Вы правы, легче легкого, — согласился Барр. — Вы можете присоединиться к остаткам войск Вискарда среди Красных Звезд. Правда, я не знаю, посчитаете ли вы это драками или пиратством. Или же вы можете примкнуть к нынешнему милостивому вице-королю — милостивому по праву убийства, грабежа, насилия, и по слову мальчишки-Императора, которого с тех пор заслужено прикончили.
Высохшие щеки патриция порозовели. Его веки опустились, потом глаза сверкнули вновь.