– Наташа, проснись.
Я открыла глаза. Оказывается, я лежала на диванчике в гостиной в халате и в домашних тапочках, отороченных розовым пухом. Надо мной склонилась Катя. Высокая, растрепанная, тоже в халате. Лицо озабоченное, глаза воспаленные.
– Что, Катя, есть новости? – спросила я, возвращаясь в тягостную реальность. – Его нашли?
– Мишин звонил. На юге Москвы обнаружен труп мужчины примерно того же возраста и такой же, как у Сережи, комплекции. Тоже блондин. Хоть бы это был не он.
– За десять дней мы с тобой опознали уже пять трупов. Не будем терять надежды. Я хочу думать, что и это не он. И что ему делать на юге Москвы? Хотя что я такое говорю?
Десять дней назад в Интернете и в газетах впервые осторожно сказали, что пропал актер Сергей Голт. Вышел из своего театра и исчез. Поклонницы, несущие вахту у служебного входа, видели только метнувшуюся к кустам фигуру в черном плаще. Но они хором твердят, что это не мог быть Сергей. Незнакомец в плаще был на целую голову ниже моего мужа и слегка прихрамывал – ничего общего с романтическим героем, скорее уж с персонажем какой-нибудь страшной сказки Гофмана.
Да и не мог Сережа выйти тайком. Он любил своих поклонниц, с радостью оставлял автографы в блокнотах и на фотографиях, а то и вовсе расписывался маркером на их плечах, руках и коленях. И цветы любил принимать, считал, что это правильно и что нельзя обижать невниманием тех, кто тебя так любит и восхищается тобой.
Но то, что он пропал, это факт. Исчез. Растворился бесследно, как туман. Словно я, очнувшись после бурной ночи, вдруг осознала, что мужа у меня и не было. Что он был плодом моего воображения, что я придумала его для себя, такого невероятно красивого, талантливого и коварного. То ли радоваться мне теперь, что все это только приснилось и любовь к нему больше не будет меня разрушать, то ли плакать, что переживания, которые были моей настоящей жизнью, оказались игрой воображения, сном.
Сколько раз я проиграла в памяти наш последний вечер.
После спектакля я заманила его домой. В последнее время он совсем отбился от рук, точь-в-точь подросток, вырвавшийся на свободу. Теперь я видела его все реже. Мои «глаза» и «уши» в театре, которым я щедро платила, все, от костюмерш до актрис, нуждающихся, но скрывающих свою бедность, постоянно держали меня в курсе всего, что происходило с Сережей.
У него и прежде хватало любовниц, но последняя, опасная, невозможная, настоящее исчадие ада, просто приворожила его. Будь я из числа тех, кто верит в приворот, я непременно нашла бы злобную старуху, которая помогла бы опоить моего мужа этим зельем, и заставила бы ее сделать так, чтобы он на дух не выносил эту школьницу.
Я заманила Сережу таким неприличным образом, что самой стало противно. Его театр собирался на гастроли в Париж. Понимая, как захочется ему продемонстрировать коллегам нашу парижскую квартиру, я пообещала сделать все возможное и невозможное, чтобы купить ему там машину. Пусть он не только принимает друзей, но и покатает их с ветерком в собственном новеньком кабриолете.
– Наташа, ты дура? – уставилась на меня Катя, когда я рассказала ей об этом. – Или ты действительно решила его грохнуть так же, как своего Геночку?
Геночка – так звали моего первого мужа.
Катя пришла ко мне за советом. Два года назад она, финансист по образованию, открыла собственное кафе в двух шагах от театра миниатюр «Скорлупка». Работать в моих ресторанах она категорически отказывалась, считала, что слишком велик риск раздружиться. В своем «Цахесе» – Катя отдавала предпочтение Гофману, потому и кафе назвала именем его персонажа – она занималась всем вместе с единственным родственником, племянником Юрой.
– Почему дура-то? – Я нисколько не обиделась, поскольку знала, что Катя, пожалуй, единственный человек в мире, преданный мне безоговорочно. Жизнь уже столько раз испытывала мою подругу на верность, что сомнений на ее счет у меня быть не могло. Катя была умна, образованна, мы дружили с детства, и какой бы крутой бизнес-леди я ни заделалась, ее мнение для меня значило многое. Если она считала, что я дура, значит, что-то в моем плане прихрамывает.
– Геночке своему ты уже купила машину, и теперь мы с тобой на пару пьем коньяк на его могиле. Или ты забыла?
Как такое забудешь?
– И потом, ты прекрасно знаешь, кого твой Сережа будет возить на этой машине в Париже.
– И кого же? Там же вся труппа, своих друзей и будет возить. Ленка-то в Москве. Не думаю, что она полетит вместе с театром. Это невозможно, ее родители не пустят.
Ленка, она же Елена Юдина, старшеклассница, последняя любовь Сережи. Это она сделала с ним что-то такое, что он, позабыв о наших договоренностях, о приличиях, да что там, потеряв рассудок, проводил с ней все свободное время. Он, женатый мужчина, связанный по рукам и ногам обязательствами перед женой!
Дав слово ночевать дома (исключая время гастролей и съемок), Сережа вот уже неделю как не появлялся в нашей квартире. Звонил, говорил, что у него павильонные съемки в Москве, и, кажется, не сомневался, что я ему поверю. Или ему все равно. Я даже не уверена, что он дает себе труд задуматься над тем, каково мне постоянно жить в этом обмане. Говорю же: ему все равно.
У меня, конечно, есть человек, который следит за ним и все мне докладывает. Профессионал, он знает свое дело так же хорошо, как я свое.
Это он принес фотографию моей очередной соперницы, тощей, длинноногой девицы с длинными каштановыми волосами. Совсем девчонка и наверняка тупая, раз влюбилась в актера. Разве нормальные девочки могут любить образы? А то, что эта Лена Юдина влюбилась в его экранный образ, несомненно. И это несмотря на то, что мой муж, играющий первых любовников, отлично справляется с ролями другого плана: негодяи, подлецы, убийцы, маньяки, психи… В какой из его образов влюбилась эта девочка, мне пока не ясно. Но то, что она успела насладиться телом моего мужа, – несомненно. Тому имеются доказательства – фотографии этой парочки. Мой человек забрался, думаю, на дерево, чтобы снять все то, что проделывали любовники за стеклами неизвестной мне квартиры. Не исключено, что Сережа снял ее для своих утех, а может, эта квартира принадлежит друзьям или родственникам Юдиной. Скоро я все узнаю.
– Наташа, приди уже в себя. Брось ты его. Зачем он тебе нужен?
В Катиной мольбе было столько жалости, что мне стало не по себе. Так вот как я, оказывается, выгляжу в ее глазах – жалкой брошенкой.
Мы сидели на моей кухне, залитой солнцем. На мраморной столешнице стояла желтая ваза с белыми розами. Катя допивала свой чай.
– Катя, ты же знаешь, что я люблю его.
– Но это не любовь. Это как наркотик. Тебя пора спасать.
– Он мой, понимаешь? Он по документам принадлежит мне.
– Да не может человек никому принадлежать. Он сам по себе. Он не сиамский твой близнец. И он не любит тебя. Ты уж прости, что я говорю тебе все это, понимаю, что причиняю боль. Сколько можно так унижаться перед мужиком? И как тебе еще дать понять, что так продолжаться не может?
– Может. Он никуда от меня не денется. Это ему только кажется, что он много зарабатывает. Тратит-то он куда больше. Исчезни я из его жизни, он пойдет по миру. Он привык покупать дорогие вещи, привык, что двери моих ресторанов всегда открыты для него и его компаний. Ты только представь себе, что будет, если все это закончится и ему придется расплачиваться за каждый съеденный лобстер, за каждый выпитый бокал шампанского? Когда поймет, что денежный поток перекрыт, что деньги закончились, он начнет влезать в долги. Продаст квартиру.