- Если тональ это все, что мы знаем о нас и нашем мире, что же такое нагваль?
- Нагваль - это та часть нас, с которой мы вообще не имеем никакого дела, ... для которой нет никакого описания. Нет слов, нет названий, нет чувств, нет знания.
... Я продолжал перечислять возможные способы описания того, о чем он говорит: чистый интеллект, психика, энергия, жизненная сила, бессмертие, принцип жизни. Для всего, что я называл, он нашел предмет на столе как противовес и ставил его передо мной, пока все предметы на столе не были собраны в одну кучу.
- Может быть нагваль - высшее существо, всемогущий бог? - спросил я.
- Нет, бог тоже на столе. Скажем так, что бог - это скатерть. Он сделал шутливый жест для того, чтобы скомкать ее и положить с другими предметами передо мной.
- Но значит ты говоришь, что бога не существует?
- Нет, я не сказал этого. Все, что я сказал, так это что нагваль - не бог, потому что бог является предметом нашего личного тоналя и тоналя времен. Тональ является, как я уже сказал, всем тем, из чего мы думаем, состоит мир, включая бога, конечно. Бог не более важен, чем что-либо другое, будучи тоналем нашего времени.
- В моем понимании, дон Хуан, - бог - это все. Разве мы не говорим об одной и той же вещи?
- Нет, бог это только все то, о чем мы можем думать, поэтому, правильно говоря, он только другой предмет на этом острове. Бога нельзя посмотреть по собственному желанию, о нем можно только говорить. Нагваль, с другой стороны, к услугам воина. Можно быть его свидетелем, но о нем нельзя поговорить.
- Если нагваль не является ни одной из тех вещей, которые я перечислил, то может быть ты сможешь рассказать мне о его местоположении. Где он?
Дон Хуан сделал широкий жест и показал на область за границами стола. Он провел рукой, как если бы ее тыльной стороной очищал воображаемую поверхность, которая продолжалась за краями стола.
- Нагваль там, - сказал он. - там, окружающий остров. Нагваль там, где обитает сила. ... Мы чувствуем с самого момента рождения, что есть две части нас самих. В момент рождения и некоторое время спустя мы являемся целиком нагвалем. Мы чувствуем затем, что для того, чтобы функционировать, нам необходима противоположная часть того, что мы имеем. Тональ отсутствует, и это дает нам с самого начала ощущение неполноты. Затем тональ начинает развиваться и становится совершенно необходимым для нашего функционирования. Настолько необходимым, что он замутняет сияние нагваля. Он захлестывает его. С того момента как мы становимся целиком тоналем, мы уже ничего больше не делаем как только взращиваем наше старое ощущение неполноты, которое сопровождало нас с момента нашего рождения и которое постоянно нам говорит, что есть другая часть, которая дала бы нам цельность.
Следует отметить, что здесь Дон Хуан говорит не о Боге, а о человеческих представлениях о Нем (см. также рассуждения о "человеческом образе" в книге "Внутренний огонь").
На определенном этапе с проблемой магических сил (сверхъестественных способностей, сиддх) встречаются и те, кто следует традиционным восточным религиям и учениям, содержащим элементы йоги, т.е. какой-либо системы самосовершенствования. В классической йоге Патанджали (Йога-сутра) эти силы считаются препятствием, отвлекающим от задачи освобождения, и их нужно отбрасывать. С другой стороны, в тантрическом буддизме утверждается, что при правильном понимании концепции шуньяты и под руководством настоящего учителя-ламы сиддхи могут использоваться как движущая сила и ускорять движение к освобождению (при этом все результаты должны бескорыстно отдаваться на благо всех живых существ). В то же время делается предупреждение о том, что нарушение этих правил и ошибки, как и в оккультизме, могут привести к падению в ад (хотя и временному). Элементы магии активно используются и в позднем даосизме (следует упомянуть также даосскую алхимию, состоящую в выращивании бессмертного зародыша внутри человека).
Впрочем, возможность реального использования даже традиционных восточных систем для западного человека вообще сомнительна. В работе "Йога и запад" Юнг пишет:
Раскол западного ума с самого начала делает невозможным сколько-нибудь адекватное использование возможностей йоги. Она становится либо исключительно религиозным делом, либо чем-то вроде гимнастики, контроля за дыханием, эуритмики и т.п. ... Индиец никогда не забывает ни о теле, ни об уме, тогда как европеец всегда забывает то одно, то другое. Благодаря этой забывчивости он завоевал сегодня весь мир. Не так с индийцем: он помнит не только о собственной природе, но и о том, что он и сам принадлежит природе. Европеец, наоборот, располагает наукой о природе и удивительно мало знает о собственной сущности, о своей внутренней природе. Для индийца знание метода, позволяющее ему контролировать высшую силу природы внутри и вовне самого себя, представляется дарованным свыше благом. Для европейца же подавление собственной природы, и без того искаженной, добровольное превращение себя в некое подобие робота, показалось бы чистейшим адом. ... Я готов сказать каждому: "Изучай йогу, и ты многому научишься, но не пытайся применять ее". ... Со временем Запад изобретет собственную йогу, она будет опираться на фундамент, заложенный христианством.
В качестве примера подлинного проникновения в восточную культуру Юнг приводит пример синолога Рихарда Вильгельма, отмечая трагичность его жертвенной миссии - знакомства Европы с духовными сокровищами Китая, итогом которой был духовный кризис и смертельная болезнь ("Памяти Рихарда Вильгельма"). В качестве же в значительной мере негативного примера можно указать на преломление в западной массовой культуре дзенской традиции, из которой были усвоены в основном раскованность и внешняя грубость, в то время как практически игнорируются серьезные энергичные усилия (в частности, постоянная тренировка ума), предшествующие "мгновенному просветлению" (последнее, впрочем, не является экзотикой для западного человека и имеет эквиваленты в научном и художественном творчестве). Такой подход к проблемам современного человека можно заметить и в некоторых "научно-популярных" книгах (см., напр., Р.А. Уилсон, Квантовая психология).
Знающие нашего времени прибегли к намеку как к способу наведения могущего и хотящего знать на знание. Но намек крайне опасен для идиота, ибо он постарается увидеть в нем подтверждение, положение, правило или, что страшнее всего, руководство к действию. В то время как реальная цель намека - изменить направление твоей интенции к знанию. И уж конечно он, идиот, никогда не будет в состоянии увидеть намек в том, что является по форме полной противоположностью намеку, то есть в откровеннейшем, до грубости, высказывании или в чрезмерно прямом, почти парадоксальном утверждении. Этим, возможно, объясняются неудачи и провалы на Западе тех восточных религиозных учений, где намек играет важную роль, ну, таких, скажем, как суфизм, согчен [дзогчен, направление тибетского буддизма] или дзен-буддизм. Для понимания намека недостаточно быть созерцательным - надо уметь быть еще и пластичным (А.М. Пятигорский, Философия одного переулка).
Для того, чтобы проиллюстировать эти мысли с точки зрения "другой стороны", приведем несколько японских хайку (также пример тонкого и хрупкого жанра, где толкование должно принадлежать читателю).
Попытка всеобъемлющего религиозно-философского синтеза была предпринята в "интегральной йоге" философа и мистика индуистской традиции нашего века Шри Ауробиндо Гхоша (1872-1950). На своем личном опыте он исследовал все планы сознания (физическое, витальное, астральное, ментальное) и располагающееся "выше" (разумеется, условно) сверхсознательное, включая нирвану (не путать с буддийской!), космическое сознание и уровень Абсолюта. Согласно этому подходу, ограничение подсознанием и игнорирование сверхсознания - главный недостаток обычного психоанализа. В отличие от классической йоги, в духовной практике Шри Ауробиндо придавал основное значение "нисходящей силе", которая должна осуществить глубокую трансформацию всех "планов" сознания человека, включая физический, где и возникают наибольшие трудности.