Усто Мумин. Жених. 1920-е
Государственный музей Востока, Москва
Уникальные средневековые постройки сакрального назначения разрушались на глазах, растаскивались по кирпичику, по камушку — буквально. Только любители старины пытались как-то запечатлеть, каталогизировать свои находки и наблюдения. В конце XIX века был создан Туркестанский кружок любителей археологии (ТКЛА), на заседаниях которого докладывалось о плачевном состоянии старинных памятников. Так, на четвертом году кружковой деятельности (1898–1899) были прочитаны письмо военного чиновника Фёдорова{18}, писавшего о необходимости спасать древние самаркандские мечети от разрушения, и записка профессора Веселовского{19} о том же. Присутствовавшие на заседании кружка авторитетные ученые и инженеры (среди прочих Гейнцельман{20}, Пославский{21}) высказались о необходимости предварительного исследования самаркандских памятников[127].
Уже к концу XIX — началу XX века в Самарканде сложились из бесчисленных артефактов, обнаруженных на уникальных археологических объектах, частные коллекции. Их собиратели — разные по профессии и образованию люди, до приезда в Самарканд не имевшие к археологии никакого отношения[128]. Но атмосфера и обилие самаркандских древностей превращали их в коллекционеров-антикваров и археологов-любителей.
Этому самаркандскому ренессансу предшествовали печальные времена. Еще в 70-х и 80-х годах XIX века, рассказывал Михаил Массон, заброшенные старинные мраморные намогильные плиты порой шли на выстилку ступеней, изготовление барьерчиков и мостиков в европейской части города. Прекрасные жженые кирпичи, вытащенные из руин старинных зданий, употреблялись на новое строительство. Растаскивались элементы изразцового декора для подарков (их преподносили на память высоким гостям города, иностранцам). Один из них, англичанин Генрих Ленсдель, не постеснялся даже в печати (1884) выразить благодарность за возможность увезти с собой самаркандские изразцы. В конце XIX века в европейской части Самарканда был небольшой домик, хозяин которого употребил для украшения входной двери изразцы одного из древних памятников.
Российская краевая газета «Туркестанские ведомости» выражала тревогу и озабоченность состоянием исторических ценностей:
«Муллы… за деньги готовы пожертвовать всем. За деньги они продали местную святыню — Коран из мечети Хаджи Ахрара, за ничтожную подачку они выламывают для туриста изразцы из облицовки мечетей. За деньги они святотатственной рукой ковыряют нефритовые надгробия Тамерлана, не щадя даже подписей»[129].
Зато старые туркестанцы из числа русской интеллигенции ценили эти памятники и любили их посещать по воскресным дням, особенно группу мавзолеев в ансамбле у чтимой могилы Шах-и-Зинда с прекрасным сквером около них. Приезжали компаниями на извозчиках, как на пикник, и оставались надолго, на несколько часов, — вспоминал Михаил Массон, один из самаркандских старожилов[130].
Патриотами Самарканда можно было считать людей творческих профессий — архитекторов, художников, а также коллекционеров. Официальные российские власти, с интересом посещая экскурсии по развалинам, особой любви к ним не выказывали. Однажды в Самарканд приехал генерал-губернатор Самсонов{22}. Город лихорадило: его украшали, готовили дары в надежде получить благорасположение туркестанского начальника. Генерал-губернаторский эскорт (после осмотра усыпальницы Тимура, руин величественной мечети Биби-Ханым и мавзолеев группы Шах-и-Зинда) остановился под конец экскурсии у площади Регистан. Глазам гостей предстали освещенные солнцем неряшливые полуразрушенные парапеты на порталах огромных старинных зданий. Отклонившись, готовые упасть, высились минареты пятисотлетнего медресе Улугбека. Старые стены смотрелись жалко от выпавших и выковырянных изразцов. Все еще величественные, они словно взывали о помощи. Все говорило об отсутствии ухода за прекрасными памятниками[131]. Вел экскурсию Василий Лаврентьевич Вяткин{23}, чиновник Самаркандского областного правления, археолог-любитель. Он решил использовать единственный шанс: неторопливо начал говорить, что деньги, еще в 1880-х годах поступавшие от бухарского эмира на ремонт мечетей и медресе, давно иссякли, хорошо бы получить помощь из казны на охрану и реставрацию самаркандских памятников.
127
Протоколы заседаний и сообщения членов Туркестанского кружка любителей археологии. Год 4-й (11 декабря 1898 г. — 11 декабря 1899 г.). Ташкент: б/и. 1899. С. 3, 4.
128
Например, Лев (Леон) Семенович Барщевский (1849–1910) — полковник, востоковед; 25 лет прослужил в Туркестанском крае, собрал большую коллекцию предметов древности: керамика, стекло, терракоты и пр. (продана французскому коммерсанту и коллекционеру Манжини); Борис Николаевич Кастальский (1868–1943) — генерал-майор, востоковед, член Туркестанского кружка любителей археологии, собрал коллекцию глазурованной керамики, лучшую в Туркестане коллекцию оссуариев (часть находится в Эрмитаже, часть — в Музее Востока в Москве); Михаил Васильевич Столяров — художник-реставратор, собрал три коллекции самаркандской средневековой керамики (часть предметов из этих коллекций попала в Киев, Москву, Петербург, в Европу и Америку, часть — осталась в Самарканде).
131
См.: