Он снова переместился в новое тело. Меч как ветер, руки — словно ивовые прутья, взгляд — разящая молния, а разум — блик солнца на игривой волне. И кровь, которую он ощутит на клинке, и хруст разрубаемых костей, и последний хрип умирающего врага — всё это к вящей победе, к его славе, к торжеству его имени!
Снова другое тело. Воспоминание о молитве по погибшему врагу, сожаление о бессмысленных смертях, которых можно было избежать, нежелание биться со слабыми и беспомощными людьми… Поклоны перед боем, просто поклоны кому угодно… Даже Враг должен получить свой поклон.
Больше Лотар не сомневался. Если он решил неправильно, пусть он проиграл. Он ждал, он был уверен, хотя и не совсем, но надеялся, что не ошибается.
Несколько выпадов вражеским мечом были такими чистыми, совершенными, что Лотар залюбовался ими. Траектории доведены до конца, но и оборваны, едва стало ясно, что противник ускользнул. Концентрация усилий полная, но и гибкая, как порыв ветра. Блеск стали ясен, словно признание в первой любви, но и опасный, как прямой удар молнии… Нет, сейчас не время расслабляться, нужно следить и не ошибиться.
Вот он снова перенёсся. Он хотел теперь разбить плашмя переносье врага, чтобы он не умер сразу, но ощутил свою текущую по лицу кровь, и чтобы он не мог биться, зная, что проиграл, что побеждён…
Лотар стиснул зубы и опустил руки вниз, оставляя грудь и живот незащищёнными. Это длилось очень долго. Противоположный Лотар медлил — то ли сомневался, то ли недоумевал. Наконец он поднял рукоять, по его рукам прошла плавная волна… Так бьют мастера, без замаха, без напряжения…
Это тело, в котором он находился, напряглось, руки с мечом помимо воли пошли вверх, стараясь защититься, но было уже поздно. Меч того Лотара словно бы выпрыгнул из пустоты, из размазанного сталью воздуха…
Лотар снова был в том теле, которое наносило удар. Гвинед прошёл между рёбер над левой грудной мышцей. Это была чистая, совершенная смерть. Сталь клинка должна была разом разрубить сердце надвое, и жизнь противника оборвалась бы молниеносно. Гвинед вошёл в грудь противника на семь дюймов, а потом Лотар с дымящимся клинком отпрыгнул назад, наблюдая, как противник валится на каменный пол, а его куртка на груди наливается свежей кровью, и его меч звенит, выпав из ослабевших пальцев…
Потом Лотар стал ждать. Он ждал и ждал, почти изнывая от этого ожидания. Он и сам не знал, чего ждёт.
И вдруг тело противника на полу перед ним стало изменяться. Сначала это стал уже не совсем человеческий силуэт, потом исчез комбинезон, а проступила полупрозрачная шерсть, и лишь тогда Лотар понял, что напротив лежит существо, больше напоминающее мягкое, покрытое редкой шерстью покрывало, и ничего более. Как ему удалось предстать Лотаром, как удалось сделать совершенную копию Гвинеда, как удалось отразить всю сущность Желтоголового, да так, что он и сам не был в состоянии отличить себя от него, — это оставалось тайной.
Лотар смахнул с Гвинеда кровь чужого существа, которая теперь, когда морок прошёл, оказалась чёрной и блестящей, как дёготь, убрал клинок в ножны. Он не мог отвести глаза от поверженного противника. Очнулся он, только ощутив чью-то дружескую руку у себя на плече. Он обернулся.
Это бьл Сухмет. Бледный, вымотанный испытаниями предыдущих залов, но живой и почти невредимый, если не считать нескольких кровавых пятен на коже и халате.
— Я даже не знаю названия этого существа. Вероятно недавнее порождение чудовищной фантазии Нахаба. К счастью, оно не смогло остановить тебя. Как тебе удалось?
Лотар усмехнулся через силу. Сухмет всегда оставался собой: едва, оправившись от боли, он уже задаёт вопросы, на которые не может ответить никто.
— Как-нибудь потом расскажу. Если сам пойму.
— Ну и ладно. Интересно, долго нам ещё подниматься, чтобы оказаться на самом верху?
Глава 20
Подниматься оказалось не очень высоко. Они прошли всего лишь одну анфиладу, и тут уже заметно стало, как стены поворачивают, стремясь к центру. Обстановки почти не было, зато очень много было всякого барахла, в том числе и такого, какое обычно во дворцах не скапливается в главных залах.
В одной весьма роскошно обставленной комнате они обнаружили прямые, длиннющие, ярдов по двадцать, свежеспиленные стволы сосен. Кора деревьев уже стала шелушиться, и лепестки полупрозрачной красноватой шелухи засыпали драгоценные магрибские ковры. В другой комнате они нашли странной формы деревянные бочки с осветительным маслом. Странно было и то, что эти бочки стояли перед парадным строем разных знамён и штандартов, а также непонятно было, что это масло вообще тут делало, ведь во дворце применялось другое, более дорогое и долговременное освещение, замешанное на магии.